Я осознал ценность специалиста по закупкам, Реджи, когда он помог мне сделать установку для обучения животных. Главной опорой лаборатории Сперри была другая техническая работница, Лоис Макбёрд, которая готовила все для операций, помимо других своих обязанностей (она заправляла вообще всем). Митч Гликстайн, бывший в то время старшим научным сотрудником, недавно вспоминал: “Лоис была надежным фундаментом технической помощи. Она обучала обезьян, совершала приготовления к операциям и ассистировала во время них. Сперри никогда не попрекал сотрудников, он их подкалывал. Харбанс Арора, научный сотрудник, обучавшийся на рыбном хозяйстве в Индии, с большим трудом мог определить, когда Сперри подшучивает. Однажды Сперри зашел, когда Харбанс оперировал, и отметил, что его белый хирургический халат не сочетается по цвету с зеленым хирургическим набором. Не сообразив, что Сперри его подкалывает, Харбанс после операции нашел Лоис и сказал ей: «Лоис! Никогда не стерилизуй белый халат с зеленым хирургическим набором. Роджер был очень зол»”[17]. Лоис обладала волшебной способностью переводить подобное в шутку, после чего жизнь возвращалась на круги своя.
Конечно, именно такие люди, как Митч, и делали атмосферу в лаборатории Сперри упоительно иной. Когорта постдоков критически важна для подготовки научных сотрудников. Постдоки приходят в лабораторию уже хорошо подкованными в конкретной области знаний. Подхватывая неофитов-аспирантов, постдоки помогали им не только в интеллектуальном, но и в социальном плане. Митч, окончивший Бостонскую латинскую школу и Чикагский университет, с удовольствием делился своей восприимчивостью к жизни – в плане как работы, так и отдыха. Мы вместе тайком смывались с работы посреди недели и отправлялись на скачки в Голливуд-парк и Санта-Анита-парк. Помимо прочего Митч научил меня ориентироваться в программах скачек.
Джо Боген тоже был из этой категории. Но его сложно было воспринимать как постдока, поскольку Джо был нейрохирургом, настоящим медиком, который провел некоторое время в Калтехе как постдок, но на тот момент был полностью погружен в обучение медицине и хирургии в Мемориальной больнице Уайта, тогда аффилированной с Университетом Лома Линда. Джо и его потрясающая жена Гленда внесли свежую, яркую нотку в спокойную атмосферу Калтеха. Я очень часто ходил к ним в квартиру обедать, где подглядел полезную уловку: всегда держать в морозилке бутылку замороженной водки. В их квартире постоянно обсуждали левых политиков, что мне нравилось, хотя мои собственные взгляды в то время смещались в сторону консерватизма. Боген рассказывал о своем отце, адвокате, который, по словам Джо, был известен тем, что проводил “линию Богена” в призывной комиссии. Он говорил, что его отец выиграл прецедентное дело уклониста по убеждениям, который утверждал, что никогда не приносил присягу. После того как отец Богена доказал свою точку зрения, орган воинской повинности заставил призывников физически делать шаг вперед за “линию Богена”, чтобы тем самым они доказывали серьезность своих намерений. Эта история – из разряда тех, что слишком хороши, чтобы их проверять.
Несмотря на все это многообразие и активность, неоспоримой движущей силой лаборатории был Роджер Сперри, или доктор Сперри, как мы все его называли. Он был вдохновенным лидером калтеховской программы по психобиологии. Один из пионеров нейробиологических исследований, поменявших взгляды многих ученых на развитие головного мозга, он продолжил развивать психобиологическую программу в Калтехе. Сперри был одновременно неуловим и вездесущ. Он мог быть неприветливым, как когда он не вышел из своего офиса, чтобы встретиться с Олдосом Хаксли, или всецело поглощенным общением с простым смертным, который, казалось, со всеми остальными общего языка не находил. Учтивый, но поддерживающий статус-кво огромным множеством способов, он не упускал случая подколоть своих соперников. После одной из его лекций слушатель, особенно агрессивно задававший вопросы, поймал пристальный взгляд Сперри, который сказал просто: “Молодой человек, похоже, вам в жизни сопутствует успех”[18]. И отвернулся.
С самого моего поступления в аспирантуру я начал изучать пациентов и сразу же стал проводить часа два в день за разговорами со Сперри. Этот обычай сохранялся на протяжении всего моего пребывания в Калтехе. Мы говорили обо всем. После частых одиночных поездок домой к пациенту для его тестирования я всегда приходил, чтобы дать Сперри полный отчет, что подчас занимало столько же времени, сколько и само тестирование. Сперри всегда делал очень подробные заметки, и в эти часы, очевидно, наши идеи переплетались и укрепляли друг друга. Я был новичком, а он – профи. Но поскольку он еще не был профи в этой новой области исследований человека, я также выступал в роли его разведчика. Вместе мы проясняли картину происходящего в ходе десятков таких встреч. Гликстайн утверждает, что я единственный из ныне живущих, кому когда-либо удавалось вызвать у Роджера улыбку. Сам я в этом не уверен, но признаю, что у нас действительно сложились прекрасные отношения, во многом благодаря описанным встречам. Джеймс Боннер, прославленный биолог, однажды съязвил: “Может, нам надо держать Майка под боком, чтобы Роджеру было с кем поговорить?” Для меня это было бы счастьем, ведь я был предан работе, Сперри и его уму.