Я заявляю, что этот бостонский инцидент стал разоблачением не Марджери, а самого Гудини и остался самым большим пятном на всей его карьере.
Чтобы дать хоть какое-то объяснение тому, что там произошло, он готов был утверждать, будто не только доктор, но даже некоторые члены комиссии зачем-то вступили в сговор с медиумом. Самое интересное то, что остальным членам комиссии властный фокусник внушил такой благоговейный страх, что по его указанию они даже сменили своего секретаря, уважаемого мистера Малкольма Берда. Следует заметить, что мистер Берд, умом намного превосходящий Гудини, побывал до этого на пятидесяти сеансах и к тому времени уже не сомневался в истинности феномена.
Может показаться некрасивым, что я пишу об этом теперь, когда Гудини покинул сей мир, но о том, что я пишу сейчас, я заявлял и при его жизни. Я очень сдержан в своих оценках и все же должен напомнить, что важность этого вопроса намного выше любых мирских соображений и что честность Крандонов все еще подвергается сомнению многими на основании не только тех ложных обвинений, которыми пестрели газеты, но и тех, которые со всех подмостков выкрикивал Гудини с такой неистощимой энергией и яростью, которая наводила страх и лишала дара речи многих друзей истины. Сам Гудини не понимал всей серьезности своих действий и их последствий. Крандоны – добрейшие и терпеливейшие из людей, относящиеся к самым злобным нападкам в свой адрес совершенно спокойно и даже добродушно. Однако существуют другие силы, неподвластные человеку, и с того достопамятного дня над Гудини начала сгущаться тень. Его нападки на спиритуалистов становились все более и более беспочвенными, пока это не приобрело форму мании. Хоть как-то объяснить это можно было бы, разве что предположив, что он получал за это деньги от неких религиозных фанатиков, хотя лично я отбрасываю подобное обвинение. Да, действительно, чтобы сохранить хоть какую-то видимость присутствия здравого смысла в своем поведении, он заявлял, что атаки его направлены лишь на нечестных медиумов, но когда он тут же утверждал, что честных медиумов не существует, становилось понятно, что умеренность его скорее притворная, чем искренняя. Если бы он почитал отчеты Национальной ассоциации американских медиумов, он бы увидел, что этот представительный орган проводит намного более эффективную работу по борьбе с мошенниками, чем он, поскольку обладает знаниями, необходимыми для того, чтобы отделить истинное от фальшивого.
Я предполагаю, что в то время, с точки зрения страховщиков, по состоянию здоровья Гудини был самым надежным клиентом его возраста в Америке. Он постоянно тренировался и не употреблял ни алкоголя, ни табака. И все же тревожные предупреждения доносились со всех уголков континента. Он сам постоянно упоминал об этом во время выступлений перед публикой. На одном из спиритических сеансов, проводимых у меня дома за несколько месяцев до его смерти, я сам получил послание: «Гудини обречен, обречен, обречен!» Я настолько серьезно воспринял это предупреждение, что написал бы ему, если бы имел хоть каплю надежды на то, что мои слова как-то на него подействуют. По своему опыту я знал, что все мои письма, даже сугубо личного характера, он всегда предавал огласке, так что предупреждение с моей стороны для него стало бы только лишним поводом посмеяться над тем, что я считаю святым делом.
Однако месяцы шли, из независимых источников появлялись все новые и новые предупреждения, и в конце концов и у меня, и, как я думаю, у Крандонов стали возникать серьезные опасения относительно его безопасности. Несмотря ни на что, он оставался таким приятным человеком, что даже жертвы его самых жестоких нападок не хотели, чтобы с ним случилось что-нибудь действительно серьезное. Но он продолжал неистовствовать, и тень над ним сгущалась. У меня в Америке есть друг, который выступает в прессе под псевдонимом Самри Фрикелл. В действительности это Фултон Аурслер{11}, неплохой романист, чей «Приемыш Луны», по моему мнению, является одним из лучших романов нашего времени. Аурслер был близким другом Гудини, и я получил от него разрешение процитировать некоторые из его писем.
11