Кровь…
Мощный поток крови хлынул из свитера, обливая ноги писателя и забрызгивая пол вокруг. Герман попытался отбросить его от себя, но понял, что его руки вцепились в шерстяную ткань мёртвой хваткой. Кровь продолжала литься из свитера будто внутри него прорвало трубу. И чем больше её прибывало, тем сильнее становился смех за дверью. Хотя Герман уже был совсем не уверен, что этот звук идёт именно оттуда.
В конце концов свитер выпал из рук писателя и с мерзким звуком плюхнувшись на пол, поднимая кровавые брызги. Кровь из него всё ещё продолжала прибывать, доходя Герману почти до щиколоток. Тяжелый железистый запах начал забивать ноздри писателя, побеждая даже кислый аромат, царящий в каморке. Герман с округлившимися от ужаса глазами наблюдал, как кровь стремительно поднимается всё выше и выше, заполняя помещение. Писатель снова не мог пошевелиться. Сюрреализм всего происходящего сковал его плотными тисками ужаса, оставив лишь неистовую дрожь, сотрясающую тело постоянными спазмами. Становилось тяжело дышать. Запах крови становился просто невыносимым. Герман непроизвольно закашлялся и его вырвало. Рвота писателя попросту смешалась с поверхностью кровяного озера, доходящего ему уже почти до пояса. Герман тихонько завыл. Он начинал терять всякую связь со своим рассудком. Зловещий хохот становился всё громче и, казалось, звучал уже внутри головы самого писателя с гулким эхом отскакивая от стен его черепной коробки. Герман хотел проснуться… Хотел вырваться из этого кошмара, но что-то держало его здесь…
Кровь достигла груди писателя, когда перед его глазами вновь появился плюшевый одноглазый щенок. Игрушка медленно подплыла к Герману и остановилась в метре от него, плавно покачиваясь на поверхности. Глаз-пуговица воззрился на писателя, окатывая его новой волной ужаса. Герман хотел бы отвернуться, но всё что он мог это послушно смотреть на эту странную игрушку, которая почему-то зависла в одном месте напротив него. Его вновь захлестнуло ощущение чего-то мрачного и злобного, исходящего от этого плюшевого щенка… Герман заплакал… Заплакал от полного бессилья и животного ужаса, который играл свою жестокую партию в этой крошечной каморке.
Когда кровь дошла писателю до подбородка свет в помещении резко погас, оставляя его в кромешной тьме, наедине с плеском кровавых волн вокруг. Радовало только одно – Герману больше не нужно было смотреть на этого жуткого щенка перед собой. Однако писатель уже начинал ощущать, как кровь подступает к его губам, такая тёплая и мерзкая, пытается проникнуть в рот… Германа снова вырвало. Если к запаху он хоть немного привык, то захлебываться кровью его организм совсем не желал.
Неожиданно хохот, гремящий в ушах писателя последние несколько минут, резко оборвался, сменившись на истошный вопль, полный боли и ужаса. Крик прекратился буквально через несколько секунд, утонув в тишине. Уровень крови в каморке уже был настолько высок, что Герман сжимал свои губы, чтобы ненароком не нахлебаться. Раздался громкий всплеск и последовавший за ним журчащий звук, словно кто-то шагал в этих красных водах. Сердце Германа и так бьющееся в сумасшедшем темпе, принялось неистово колотиться в груди, будто рвущаяся из клетки на волю дикая птица.
– Красное… Многое красного… – раздался чей-то печальный голос. – Было много красного…
Голос явно принадлежал ребёнку. Девочке. Однако он казался таким далёким и тихим…
– …сначала было много красного, но потом… – девочка что-то рассказывала, но до слуха Германа долетали лишь обрывки фраз.
Чьи-то цепкие руки схватили писателя за плечи и подняли вверх. В нос резко ударил едкий кислый аромат. Герман не мог видеть в этой кромешной тьме, он лишь ощущал смрад, исходящий от его неизвестного спасителя. Да и спаситель ли это? Возможно кто-то решил его добить… Утопить его в этом кровавом озере…
– Зачем ты здесь? – прохрипел знакомый голос прямо в лицо писателя, обдавая его своим зловонным дыханием.
Герман не мог ничего ответить. Всё что ему удавалось это выть от обуревавшего его ужаса.
– Зачем ты вернулся?! – пророкотал ему в лицо незнакомец. – Ты сделал достаточно! Хватит!