– Да.
– Закрой глаза и расслабься. Ты почувствуешь и увидишь то, что сделал и то, за что тебе придется платить.
Расслабиться? Это шутка? В такой-то момент? Этот тип явно издевался, и злоба взяла верх над страхом, все более нарастающим в сердце заключенного.
– А что, если я не хочу платить? Я не помню тех вещей, что натворил и не имею никакого желания за это расплачиваться. И почему не наказывали до сих пор? Зачем вы ждали столько реинкарнаций? Чтобы в итоге завести меня сюда, посадить на электрический стул и убить?
– Убить? Ты не понял, видимо. Ты уже умер, Ниджат, – голос явно был доволен происходящим. – Мы не собираемся тебя убивать. Простое наказание.
– И что будет дальше?
– Не знаю. Зависит от того, как ты себя поведешь. В любом случае, мы теряем время. Хех… время… мы ведь не теряем его, на самом-то деле. Оно здесь, с нами, всегда. Люди, такие жалкие, думают, что, если поторопятся, то успеют все. А ведь истинный план в том, чтобы вы успели очиститься от своих же грехов. Ты закрыл глаза, Ниджат?
– Да.
Снова тишина. Ни звука, даже лампы уже не шумели. Ниджат почувствовал легкий холодок, затем чье-то дыхание прямо под ухом. Будто из глубины начали доноситься звуки, обычные, ничем не примечательные. Они становились все отчетливее и отчетливее.
– Можешь открыть глаза, – на этот раз голос был у него в голове.
Ниджат подчинился. Он стоял на улице, было похоже на автовокзал – люди, станция метро, автобусы, мелкие магазинчики, чтобы прикупить закусок на дорогу. Молодой мужчина спорит с женщиной, та держит ребенка за руку. Люди, косо оглядываясь, проходят мимо, даже не пытаясь вмешаться в происходящее. Ребенок прижался к матери, мужчина кричит и ругается благим матом на женщину, которая плачет, опустив голову.
– Ты знаешь, кто этот мужчина?
– Нет.
– Присмотрись.
Да, что-то припоминалось. Короткие, почти налысо отстриженные волосы, щетина двух или трехдневной давности, карие глаза, пухлые губы…
– Это ведь я! – он воскликнул от неожиданности. Этот мужчина он, но в то же время чужой.
– Так точно! – произнес голос. – И почему ты так разозлился на жену?
– Не помню. Пытаюсь вспомнить, но не получается.
Ниджат продолжал завороженно смотреть на то, как он сам кричит на жену. Та, не выдержав дальнейших оскорблений, подняла глаза и назвала его мерзким, подлым гадом. На секунду муж замер, потом достал из кармана нож и вонзил в грудь жене. Вытащил и вонзил снова. Затем еще раз. Все это время прохожие только и делали, что снимали происходящее на телефон. Никто, ни один человек, не попытался даже остановить убийцу. Они или снимали на камеру, или убегали куда глаза глядят.
– Почему? – спросил Ниджат. – Почему никто не помог? Почему никто не остановил?
– Потому что люди стали бесчувственными. Они испортились. В них не осталось ничего человеческого. Вы сами довели себя до столь извращенного, нечеловеческого состояния. Людской род погряз в эгоизме, погоне за наслаждениями и поисках путей для удовлетворения своих жалких потребностей. Вы отдалились от природы и друг друга. Почему ты ее убил?
– Она меня оскорбила.
– А разве ты не оскорблял ее все это время? Разве ты не унизил ее на глазах сына? Что, по-твоему, будет думать этот ребенок? Кем он вырастит?
– Ничем хорошим, – Ниджат опустил голову вниз. Он не помнил ничего из этого, но в душе мерзко, даже во рту стоял привкус горечи.
– Думаешь, стоит тебе платить за смерть жены и испорченное будущее ребенка?
Ниджат не смог ничего ответить. Он молчал. Он ожидал, что голос сейчас назовет его имя, тоном, требующим незамедлительного ответа. Он смотрел на происходящее – прибежали охранники автовокзала, звучала сирена – полиция или скорая, но это уже неважно: женщина мертва, ребенок травмирован, а сам Ниджат умрет в скором времени. Что-то внутри заверило его, что, увы, подобные вещи будут и дальше продолжаться.
– Это не единственная причина, по которой я выбрал именно тебя, Ниджат. Кстати, я называю тебя так только потому, что так тебя звали во время последней реинкарнации. Итак, закрой глаза, и мы переместимся в другое время, когда ты был совсем другим.
Ниджат снова подчинился, и голоса вокруг стали тише, затем сменились другими, более громкими. Крики, плачь, мольба.
Мужчина огляделся. Он стоял посреди толпы – женщин, мужчин, детей, медленно направляющейся через ворота. По сторонам за людьми в лохмотьях наблюдали офицеры.
– Я и фашистом успел побыть?
– Да, – голос улыбался. – И ты стоишь прямо рядом с собой. Посмотри налево.
Ниджат обернулся. Рядом стоял высокий, светловолосый офицер со свастикой на груди.
– Шевелитесь! Быстрее! – он толкал стариков и женщин, которые не могли идти быстро, те же в ответ только и делали, что старались поскорее покинуть поле зрения этого офицера. Мужчина в форме подошел к женщине, пытавшейся как можно скорее тянуть за собой ребенка.