Когда сомневаешься, запутай ублюдков. Я глубоко вздохнул и шагнул через дверной проём в темноту. Дверь закрылась за мной, отрезав свет и запечатав меня внутри, словно захлопнувшаяся крышка гроба.
Я постоял на месте, прислушиваясь, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Но там не было ничего, чтобы глаза приспособились, ни малейшего мерцающего огонька. Ни звука, ни даже движения воздуха. Я осторожно вытянул руки, до предела расставив их, но кончики моих пальцев ничего не задели. Я опустил руки и сделал два осторожных шага назад, но моя спина не упёрлась в дверь.
— Если это должно меня напугать, — громко произнёс я, — Вы совсем не знаете Тёмной Стороны. Мы не боимся тьмы, мы приветствуем её. Мы её ложками едим. А теперь или кто-нибудь включит свет, прямо сейчас, или я начинаю разбрасывать вокруг „зажигалки“ крайне раздражающего и разрушительного вида. Посмотрим, как несколько фунтов „Вилли Пита“[42] озарят это место.
Я старался выглядеть так, словно и правда это сделаю. Хотя у меня и было лишь несколько „зажигалок“, но я не хотел израсходовать их все. Ещё у меня имелся маленький саламандров шар, надёжно спрятанный, но я не желал тратить его на освещение, пока не придётся. Это дорогая штука. Вообще-то, есть лишь две саламандры. Но блеф может далеко завести вас в Тёмной Стороне, где никогда не знаешь, с кем и чем имеешь дело; и никогда не знаешь, что они могут вытащить из рукава, который даже не виден. Должно быть, кто-то услышал меня, потому что вокруг начал медленно разливаться свет.
Не тот свет, что я бы выбрал. Безжизненный, резкий багровый свет, будто сам воздух окрасился кровью. Он пульсировал вокруг меня, словно испускаемый неким огромным бьющимся сердцем. Очень драматично. Я сморщил верхнюю губу, показывая, насколько не впечатлился. Длинный каменный туннель вёл прочь от меня, в такую даль, что она казалась бесконечностью. Протяжённые извилистые стены смыкались почти над моей головой в скруглённый потолок. Я будто находился в огромной каменной артерии. Кроваво-красный свет придавал всему подозрительно органический вид. Словно я был… в недрах организма Зверя. Разумеется, когда я оглянулся, двери в клуб, через которую я вошёл, уже не было. Каменный коридор тянулся дальше и дальше, и впереди и сзади.
Стены оказались не просто каменными. Между старыми камнями были вставлены человеческие черепа. Сотни и тысячи их. Пыльные, грязные, неухоженные, таращащиеся пустыми глазницами и зубасто ухмыляющиеся. Многие черепа были повреждены, пробиты и расколоты на части, в результате ужасно сильных ударов в затылок. И все они выглядели старыми, очень старыми, словно их принесли сюда и вделали в эти стены давным-давно. Кто мог убить столько людей? И зачем? Что же это за клуб…
Внезапно черепа завопили. Неприятный, невыносимый, подавляющий звук. Тысячи человеческих голосов, взывающих с болью, утратой и ужасом. Они звучали так громко, что я инстинктивно зажал уши руками, но это не помогло. Это были психические вопли, а не естественные звуки. Мёртвые кричали, протестуя против своей участи. Я врубил все свои ментальные щиты, блокируя эти вопли уровень за уровнем, пока не перестал их слышать. В Тёмной Стороне долго не продержишься, если не можешь защититься на каждом уровне. Что-то всегда пытается пролезть внутрь. И редко когда с хорошими намерениями. Ужасный звук наконец прекратился и черепа снова стали просто костями.
Я медленно убрал руки от ушей, тяжело дыша. Что-то приближалось. Я чувствовал это. Тишина снова нарушилась, на этот раз звуком приближающихся шагов, из дальнего конца туннеля передо мной. Я всмотрелся в кровавое свечение, но не смог ничего различить. Звучные и чёткие шаги медленно приближались. Словно им было совершенно некуда спешить. Я перебрал все опасные маленькие штучки, которые ношу с собой на крайний случай, вроде этого. Но было трудно сообразить, что же может пригодиться, пока я точно не узнаю, с чем столкнулся. А затем внезапно появилась фигуры, неподвижно стоящая прямо передо мной. Я поборол желание отскочить.
Моей первой мыслью было: как невзрачно он выглядит. Хоть и одетый по последнему писку моды середины девятнадцатого века, он был низеньким и приземистым типом с обычным лицом. И всё же, у него была харизма. Гораздо большая, чем должна быть. Будто просто стоя тут, находясь тут, он придавал этому моменту значение и смысл. Он и был тем, что я хотел тут найти. Всё остальное не имело значения.