— Ладно, — кивнула Яс и, легонько отодвинув стул, вышла. И даже не стала возражать насчёт «папеньки» и «бойфренда».
Доктор провела её внимательным взглядом. Прелестная девочка, надо обязательно поблагодарить её за спокойствие в любой, в том числе, и критической ситуации.
— Я смотрю, моя дорогая, — придвинув тарелку с виноградом поближе к себе, улыбнулась Мисси, — тело поменялось, а привычки всё те же. Милая девочка. Правда, грудь бы побольше…
— И тебе самой тоже грудь бы на размер больше, — сощурившись, Мастер осмотрел её, — хотя мне нравится, что теперь ты блондинка. Очень мило.
Доктор выдохнула.
— Расскажете мне, что было после того, как мы расстались?
— Обязательно, — становясь серьезной, кивнула Мисси, — но давай для начала отпразднуем. Тебе же всегда нравились праздники. Или что-то изменилось?
— Нет, — покачала головой Доктор, — всё в силе.
— Отлично. Значит, с Рождеством.
Она поднесла стакан к стакану, который держала Мисси, чокнулись. Потом повторила то же самое с Мастером.
— И мне таки определенно нравятся твои серёжки, Доктор, — добавил он, — всё не так плохо с твоим вкусом, оказывается.
— Да уж, дождусь ли я когда-нибудь от тебя истинного комплимента? — усмехнулась Доктор.
И проследила, как он целует краем своего бокала её бокал.
— Хороших праздников, Доктор.
========== 6. Одиннадцатый Доктор и Эмма Свон ==========
— Что за?
Эмма резко затормозила, ругая себя, что едва не въехала в дерево. Верный «жук» жалобно всхлипнул и, выпустив газ, заглох. Эмма задней мыслью понимала, что лучше уносить ноги, или хотя бы посмотреть, что происходит, но героический моторчик сзади, пониже спины, диктовал свои условия.
Она медленно и плавно приземлилась, врастая в землю и урча, точно довольное живое существо. Казалось бы, что такого в обычной полицейской будке? Ничего, если бы не то, что она спустилась с неба. А еще через миг дверь открылась и из будки вышел высокий худой мужчина. Он был странно одет, одергивал странную бабочку, нахлобучил на глаза странную шляпу, и двигался нескладно, неуклюже, точно игрушка, в которой садились батарейки.
За столько лет жизни в маленьком городке, не нанесённом ни на одну карту мира, в глуши волшебного леса, казалось бы, пора уже привыкнуть к любого рода странностей и чудаковатостей, и перестать удивляться даже тому, что с неба внезапно в любой момент могут единороги посыпаться с фиалками в руках. И Эмма, ей-Мерлин, думала, что привыкла. До сегодняшнего дня. До этой минуты, когда из будки, очутившийся на земле с облаков, вышел очень странный мужчина, в котором она заподозрила нечеловека.
Когда он, почти как робот-автомат, повернул голову и посмотрел на неё, прямо в глаза, Эмма на всякий случай протянула руку вперед, грея огненный шар в руке.
— Ох ты, рыбные палочки с заварным суфле! — пробормотал чудак, сокращая расстояние до нескольких шагов между ними, — Эмма? Это правда ты?
Он посмотрел на часы, взмахнув кистью:
— Эх, снова сбой во времени, и серьезный. Пятнадцать лет, вижу, у тебя прошло. Прости, что так долго ждать пришлось. Но теперь всё будет иначе.
Эмма не успела отреагировать, когда он схватил её за руку и побежал в сторону своей будки, нескладно перебирая ногами.
— Давай-ка ко мне в будку, Эмма Свон, нас ждут потрясающие приключения!
«Неужели очередной чудик из книги Генри?» — ломала голову Эмма, бесполезно пытаясь привести в порядок разбежавшиеся мысли.
— Эх, мы с тобой всю Вселенную теперь объездим! А Новый Год поедем праздновать в Лапландию!
— Ага, — выдохнув, наконец, сказала Эмма, — скажи мне, пожалуйста, ты кто такой?
Зачем, спрашивается, она это спросила, зачем?
Чудик остановился так резко, что едва сам не упал и её за собой не потянул:
— Так ты что, ничего не помнишь?
— А что я должна помнить? У нас в Сторибруке, в принципе, потеря памяти — частое дело…
Он сел прямо на ступеньку своего оригинального транспорта.
— Давай-ка я расскажу тебе, Эмма Свон, как к тебе, когда тебе было тринадцать, прилетал инопланетянин, который называл себя «Доктором». Только для Доктора полтора дня прошло, а для тебя — намного больше.
Эмма провела гостя изумленным взглядом. Нет, думала она, о таких чудаках ни в одной книге не сказано.
========== 7. Александра Ноздрёва и Андрей Леваков ==========
Саше в Москве не нравится. Другой бы кто у виска покрутил, сказал бы, мол, чокнутая, радоваться нужно, что в столицу вырвалась, да только ей всё равно. Она не любит шума мегаполиса, и пафос, сквозящий из всех щелей, ей не по душе.
— Саша, вот я окончу училище, и мы уедем отсюда. Вернёмся домой или куда захочешь поедем, — обещает Андрей, уплетая за обе щеки приготовленный ею обед.
Она улыбается, ласково гладит его по руке, успокаивающе обещает подождать. МГУ, где все так красиво расписано, ей тоже не по душе — слишком много всего, много шума, много требований, мало реального результата, который можно было бы на практике применить. Саша учится на финансиста и думает, что было бы куда проще по итогу работать в отделении банка в маленьком городишке, потом, когда-нибудь, по окончании университета, чем зубрить науку в аспирантуре (преподаватели пророчат ей большое будущее).
Странная девушка Саша Ноздрёва куда больше любит сидеть за ужином рядом с будущей свекровью, заедать чай приготовленными ею оладьями, гулять с любимым парнем, на которого, красавца в форме, так много девчонок заглядываются, на Патриарших, есть мороженное в парке, и звонить отцу — каждый вечер, ровно в девятнадцать часов. Ритуал. Однажды не позвонила, были с Андреем в театре, на «Мастере и Маргарите», папка телефоны обрывал часа три, а потом шумно пыхтел в трубку, что сразу не предупредила.
Саше нравится разговаривать по вечерам о планах на будущее, обсуждать фильмы, вместе просмотренные, и составлять план, где побывают на выходных, как у Андрея будет увольнительная. Уже недели две она зовёт его в музей Булгакова, но у её упрямого Левакова с этим писателем отношения совсем не задались. Он фырчит и всеми руками упирается, зато с восторгом сидел на представлении цирка, раскрыв рот. Саше нравится просыпаться среди ночи, когда он обнимает её вместо подушки, кладёт мохнатую голову на грудь или на плечо, и сонно сопит.
У него чудесная мама, уставшая от жизни, запутавшаяся, еще тяжело отходящая от серьезного лечения и всё ещё его проходящая. Ей нравится, когда будущая невестка называет её без отчества, по-простому: «Мама Нина», губы касается уставшая улыбка. Она извиняется временами, что живёт вместе с ними, ёрзает в соседней со спальней комнате, кается, что не хочет мешать. Саша отмахивается, просит не придумывать, говорит, что ей же лучше, что она рядом, помогает, и каждый вечер встречает из университета, кормя вкусным ужином. Андрей шуточно-сердито ворчит, что больше не хочет ничего такого слушать, и искренне сердится, что мама допускает самобичевание. Говорит, что, раз уж нашёл, то больше её не отпустит. Мама Нина частенько (Саша знает, потому что звонит ей в перерывах между парами) выходит в скверик напротив дома, где живут, сидит на лавочке за книжкой. Андрей притащил домой котёнка, рыжего и смешного, у мамы появился новый ребёнок, хвостатый, о котором она, лишь для порядку немного поворчав, мол, на что здесь им живность, в маленьких комнатках, с готовностью заботится, и шкурку с отварной курицы отдаёт в качестве деликатеса — балует.
У них ничего особого не происходит, ужинать на Эйфелеву башню они не летают, на мировых курортах не нежатся, на огромную Москву смотрят с подозрением, стараясь убежать от её шума, пыли и задымленности, а все планы на будущее — осторожные и простые, только бы было здоровье, где жить и что есть, остальное приложится.
Саша Ноздрёва теперь только еще сильнее поняла, что имел в виду отец, философски покачивая головой повторяя, что счастье — в мелочах. Уж теперь-то она точно об этом знает. Как, наверное, никто другой.