Зельда Спеллман — его погибель и проклятье, но главное, — именно она его величайшая тёмная любовь. Сладостная тьма воплотилась вся, целиком и полностью, в этой женщине, и проглотила даже те жалкие потаённые остатки его чёрной души, что когда-то были приоткрыты к свету. Забрала его всего, целиком.
Фаустус Блэквуд всегда готов был убить за власть, а теперь, великий и прекрасный, он готов убить ещё и за Зельду Спеллман.
Чарующая музыка её голоса обволакивает мягче, чем звуки шкатулки, им на свадьбу ей подаренной, льется в уши, точно шёлк, пением райской птицы слух обволакивает. Зельда Спеллман говорит: «Иди!» — и он идёт. Зельда приказывает убивать — и он убивает. Он из-за неё, огненной красотки, в крови погряз глубже, чем когда сам, без чьей-либо подсказки, проливал её. Он убил Антипапу, потому что Зельда, великая и прекрасная, захотела возвыситься, и никто другой не достоин этого больше, чем она. Он пил кровь с лица мёртвого старика, перед которым склонялись все дети Тёмной церкви, почти как перед Хозяином, потому что Зельде, любопытной бестии, вдруг захотелось узнать, какова на вкус, по его, Фауста, мнению, кровь Антипапы.
Он слушает сладостную мелодию, что мигом, едва появляется в зоне досягаемости, убаюкивает его поверженное сознание, и идёт убивать, шепча имя Зельды на устах. Он забыл обо всём, чем правил, и теперь первый готов доказывать, что церковь Сатаны остро нуждается в реформировании, а он, отец Блэквуд — всего лишь ничтожество перед великой Зельдой и всем родом Спеллманов. Тех, кто не согласен с ним, Фауст, покорный раб, готов разорвать на части, порвать в клочья, превратить в пыль.
Зельда сегодня была нежна с ним, как никогда раньше, и он таял под шелковой нежностью её рук, а вчера — нещадно била плетью, привязав к кровати. А всё потому, что он, несчастный глупец, позволил себе усомниться в её власти и праве быть Королевой среди ведьмовского клана. Раб, который бунтует, должен быть мёртв, милосердная Зельда же снизошла, пощадила, и лишь завела свою сладостную песнь — «Пора убрать Люцифера, любимый, он ни к чему нам больше. Нужна новая власть, открытая, откровенная, сильная. Убей, Люцифера, любимый, и я останусь с тобою навечно».
И Фаустус вытирает следы крови в уголках губ, смотря в зеркало, и откидывает вновь возникшие сомнения, что это неправильно.
Ради возлюбленной Зельды он пойдет на всё.
Если нужно — королевой Ада её, великую и прекрасную, сделает.
========== 138. Зелена Миллс и Освальд Кобблпот ==========
Маленький милый мальчик Освальд Кобблпот попросил помощи у неё, могущественной злой ведьмы. Зелена мажет запястья душистым кремом, наносит несколько капель духов на тело, вдыхает аромат, закрыв глаза.
Она ждала этого. Ждала того дня, когда Освальд позовёт её, попросит помощи. Она знала, что день, когда она понадобится ему, обязательно наступит.
Зелена надевает своё лучшее платье, черное, по талии. Венчает шею ожерельем из изумрудов, светящихся, точно пьяная луна высоко в небе, а голову — остроконечной шляпой. Верная метла, любимейший транспорт, никогда не подводивший, в использовании которого ей нет равных. Взлетает под мрачное небо, где ни единой звезды не осталось, всё закрыла туманная мгла и, не пряча счастья, хохочет, заливчасто и громко. Никто не услышит этой музыки, хмельной, точно звуки рока, никто не увидит её силуэт, спрятанный за тучами, никто не узнает, что среди них, людей не совсем обычных, живёт совсем обычный человек, ведьма, чёрная пантера, которая за любое непослушание превратит в обезьяну со сладкой улыбкой.
Зелена аккуратно приземляется в кабинете, прямо на стол, садится, сложив ногу за ногу. А у неё таки красивые ноги.
Она смотрит на Освальда, как тот улыбается, возвращает ему улыбку, тянет губы для поцелуя и снисходительно смеется, когда, проигнорировав, он целует её в щёку.
— Итак, мой прекрасный друг, видишь, тебе всё же понадобилась моя помощь, — сладко напевает Зелена, сегодня ей не хочется злиться и страдать, только радоваться, — помнится, ты не верил в такую возможность.
— Я помню, Зи, — кивает Освальд, за эти года располневший, сладкий, как пирожок с вишней теперь, — но да, признаю. Ты всё же была права.
— Женщина, дорогой мой друг, — продолжает напевать Зелена, — всегда права.
— И как не похвалить женщин, когда на дворе расцвела весна, время кошек и любви, правда? — беззлобно подколол Освальд.
— Точно, — согласно кивает Зелена, — так что ты хотел, милый мой друг-пирожочек. Рассказывай.
Освальд встаёт, сделав несколько кругов около стола. Затем садится, несколько секунд смотря в окно, будто ожидает увидеть там не пугающую ночную мглу, а элитный замок, покачивающийся в небесах. Зелена даже скучать начинает, зевает демонстративно-деланно, призывая обратить на себя внимание. Когда этого не происходит, коварная ведьма больно пинает своего мечтательного друга кулаком в ребро, а потом — по плечу.
— Эй, я ещё здесь, и мои обезьянки, дорогой, уже заждались меня дома. Рассказывай, чего хотел, время безжалостно.
— Ах да, — вздрогнув, спохватился Освальд, — прости. Я сегодня не очень в форме. Мне нужна союзница, Зи, в борьбе с олигархатом и преступными группировками города. Их что-то слишком много развелось в последнее время, а остаться должна одна — только моя. И, поразмыслив, я решил поручить эту ответственную миссию тебе. Что скажешь, моя дорогая коварная ведьмочка?
Зелена плавно поворачивает голову в сторону окна, выглянув, как луна танцует на небе прощальный танец, окончательно сдавшись туманом, а потом опять глядит в бездонные хитрые глаза Освальда.
Она ничего не говорит. По коварной улыбке он должен понять её ответ. Она согласна.
========== 139. Thomas Hayes аkа принц Уильям и Marilyn Lima аkа Кейт Миддлтон ==========
— О, как это ужасно, когда пресса всё время вмешивается в личную жизнь! Подумать только, теперь я даже не могу спокойно выпить воды! Газетчики должны ответить за это!
Мэрелин вздыхает, не скрывая разочарования. Ничего у неё не получается. Надо было больше на курсы ходить, чаще. И вообще забыть о чем-нибудь ещё, кроме работы. Как было наивно надеяться, что справится с ролью в одном из самых лучших британских сериалов, имея такой скромный, мало что дающий, опыт, как же было это наивно…
Какая она всё-таки идиотка! Нужно было слышать маму, а не менеджера, настаивающего на том, что всё с ней в порядке, и к её игре не может быть претензий. Её игра и есть одна сплошная претензия, черт побери! И ведь знала же, что играет не обычную школьницу, а Кейт Миддлтон, саму герцогиню Кембриджскую! О чём она только думала, на что надеялась, чего ожидала? Вот уже, смотря в зеркало, она начинает думать, что всё плохо, буквально всё. И внешность у неё не такая, как надо, не достаточно аристократичная, и мимика глупая, как будто она не члена британской королевской семьи играет, а маленькую наивную школьницу, как и в «Стыде», и осадка ужасная, никакая не королевская.
Мэрелин с досадой качает головой. Нет, так не пойдет. Ещё немного — и она додумается до того, что ошибка природы.
Закрыв зеркало белоснежным полотном, как делает всегда в гримёрке, когда оно ей не нужно, идёт к Томасу. Замирает у гримёрки. Рука, тянущаяся к двери, застывает, не рискнув постучать. По губам ползёт медленная, добрая улыбка, а на душе тут же становится легче, гораздо легче.
Мэрелин прислушивается, продолжая улыбаться, точно ребенок. Слушает нервные, дёрганные шаги Томаса в гримёрной — из угла в угол, что значит — он тоже очень взволнован и, быть может, на взводе. Мэрелин уже знает, видела, что, когда он волнуется, то ходит взад-вперед с руками, заведенными за спину, и кусает без остановки губы, пока они не дают о себе знать ноющей болью (у неё самой была такая привычка, едва от неё избавилась).
— У меня нет желания учиться в университете. Я намерен уйти. Или хотя бы сделать перерыв. Остаётся только сдать сессию. Однако, скорее всего, я уйду. Нет смысла учить искусства, которые не нужны никому в этом мире, разве что, только энтузиастам. И, прошу тебя, Кейт, не нужно бесконечно мне повторять, что я должен продолжать учёбу. Потому что я не понимаю, почему должен. Нельзя постоянно делать то, что тебе не по душе. Знаешь ли, мне этого и в повседневной жизни хватает.