Сделал он, будто облако, легкой девушку. Пусть она на едином месте одного и дня не пробудет. Пусть не будет единого мужа и седмицы любить – ни бога, ни титана, ни смертного тоже.
–– В мире жизни была ты пастушкой. «Хочешь здесь ли пасти облака ты?» —у спасенной Нефелы спросил Зевс.
Засмеялась Нефела, как раньше. Так по слову Кронида и стала пасти дева коров небесных. Снова золотую ленту надела и пустилась в пляс среди стада. И куда она в танце стремится, туда за ней и коровы. Побегут облака за Нефелой, и сама как облако мчится – быстро и легко – не поймаешь! Только ленту видать золотую.
–– Придержи коней, солнечный Гелий! Будет дождь на земле! Я, Нефела, на земле танцую сегодня!
О кентавре Хироне и милой Харикло́
Про кентавра Хирона все знают. Мудр он, всех героев наставник . Далеко и высоко живет он, на горе, в пещере прохладной.
Но печаль велика у Хирона. Потерял он свою Хари́кло.
Не всегда она была кентавридой . Не всегда была женою Хирона. Харикло́ была лесной нимфой и дружила с яростной Афиной .
Ох и яростна дева-богиня. Как прознала она, что Хари́кло родила от смертного сына – загремела на всю поляну медным голосом, будто громом:
– Как ты смела скрыть сына, Хари́кло! Как он смел прийти за тобою!
А Тиресий стоял, растерявшись. Он не знал, что мать дружит с Афиной. И кто ж знал, что он, мать окликая, с обнаженной богиней столкнется, к озерцу выйдя из чащи леса? Отвернулся он, взор свой спрятал.
– Я не видел тебя, богиня! Пощади!
Но изящный образ, плавность линий и черные кудри все равно пред глазами стояли. И о том догадалась богиня. Так ослеп пастуха сын и нимфы. И взамен подарила Афина прорицания дар фиванцу. А титан света Гелиос-Солнце камень-глаз ему из венца сбросил. Смутно-смутно мог с ним Тиресий различать свет и тьму сквозь бельма.
У Хари́кло же с гневом Афина отняла прочь вечную жизнь. Превратила ее в кентавра. Тело лошади было смертным, тело нимфы -бессмертьем сияло. И по капле текло бессмертье, чтоб жило и конское тело.
Так пришла Харикло́ к Хирону, но не смог исцелить ее мудрый. Он поил ее соком нектарным, он давал ей амброзии сладость. А бессмертие все утекало. Из лечения, жалости, боли их любовь процвела горьким цветом. Родила Харикло́ в пещере Окирро́э, речную нимфу. И о ней тоже сказ печален.
Так в свой срок Харикло́ постарела. Вены вздулись, оббились копыта. Брюхо стало седым и вислым, и одрябло упругое тело. Голова словно снег побелела. А Хирон, золотистый, статный, будто нету над ним столетий, все пытался спасти Хари́кло и продлить ей месяцы жизни.
Умерла она на рассвете, тихо-тихо, только вздохнула. И кентавр одними руками выкопал для нее могилу.
И с тех пор печаль тенью мутной поселилась в его ясном взоре.
Драконица
Мне так бы хотелось петь, чтобы голос звенел как медь.
Иль взмывать в небеса, чтобы с ветром вместе лететь.
Но молчит мой язык, и бессильны крылья мои -
Я сплетаю в узоры золото и янтари.
Я вплетаю в сияющее серебро хрусталь -
Нет мне равных в искусстве камни с металлом венчать.
Изначальные звуки мира хранит наш язык,
Что до времени вместе с нами из Нечто возник.
И владение Словом дарует великую власть,
И она послужила причиной моим родичам пасть.
Неужели никто из крылатых боле не жив?
Иль как я за обличьем чужим много жизней прожил?
Я сплетаю золото и аметист, серебро и топаз -
И никто не узнает, что это не камни – слезы из глаз.
Пусть их впредь носят люди, дивясь красоте неземной.
Век дракона ушёл, на земле царит век людской.
И последняя песнь крылатых – не звук, не полёт в облаках.
Песнь наша – свет на отточенных гранях алмазов в венцах
Королей.
Всадник и старец
В Петербурге – Медный Всадник, а в Москве – монах смиренный. В лапоточках, серой ряске по бульварам он идет. Он высок и прям, и строен, синеглаз – борода рыжа. И шаги его легчайши, их и не услышать нам.
Он идет с север-востока, он торопится ко князю. Путь ему в Москву знакомый – он при жизни бегал тут. Встанет на лыжи – и разом, хоть от Маковца путь дальний, до Москвы стремглав домчится. Ну и что, что он монах?
Князь его уже встречает, князь с Замоскворечья едет. Князь немолод, как и инок, грузен он, не легок шаг. Но в другом они похожи, тоже князь рыжебородый, тоже князь наш синеглазый. В мантии поверх брони.