(7) Оттуда весь следующий день шли по снегу, и много людей изнемогло от голода. Ксенофонт, шедший с тыловым отрядом, подбирал упавших, но не знал, что с ними. (8) А когда кто-то из людей опытных ему сказал, что это наверняка голодное изнеможенье и что, поевши, они очнутся, он стал ходить по обозу и, если находил что съестное, раздавал его изнемогшим и посылал раздать тех, кто в силах был добежать. (9) И голодные, поевши, приходили в себя и шли дальше.
Так они шли, и в сумерках Хейрисоф подошел к деревне, где у колодца за валом застал женщин и девушек, пришедших из деревни по воду. (10) Те спросили греков, кто они. Толмач сказал по-персидски, что они направляются от царя к сатрапу. И вышедшие по воду отвечали, что сатрап не здесь, а в парасанге отсюда. Тогда греки, за поздним временем, вместе с женщинами вошли за вал и отправились к старосте.
(11) Так Хейрисоф и те из войска, кому хватило сил, расположились на ночь в деревне. А остальные воины, у которых не было сил дойти, заночевали натощак и без костров, так что иные из них погибли. (12) За войском шли кучки врагов, они захватывали выбившихся из сил животных и дрались друг с другом из-за добычи. А из греческих воинов отстали те, у кого от снега ослепли глаза или от стужи были отморожены пальцы на ногах. (13) Было только одно средство уберечь глаза от снега: по дороге заслонять их чем-нибудь черным; а чтоб уберечь ноги, надо было двигаться, не останавливаясь, и на ночь разуваться. (14) Кто ложился в обуви, тем ремни глубоко врезались в ногу, а подошва примерзала; дело в том, что старая обувь износилась, а новая, грубая, была сделана из свежесодранной бычьей кожи. (15) Из-за этих неотвратимых зол кое-кто из воинов отстал. Заметив черное место, где снега не было, отставшие сочли, что он растаял; он и в самом деле растаял, потому что в лесистой долинке неподалеку курился паром какой-то источник. Сюда они и свернули, уселись и объявили, что дальше идти не могут. (16) А Ксенофонт со своим тыловым охраненьем, когда увидел их, всеми правдами и неправдами старался уговаривать их не оставаться на месте; он сказал, что сзади идет большая толпа врагов, и в конце концов стал сердиться. Но сидящие ему отвечали, что, хоть убей, дальше идти не могут. (17) Тогда решили, что самое лучшее — напугать, если можно, идущих следом врагов, чтобы они не напали на изнемогших. Было уже темно, и враги приближались, шумно споря из-за захваченного добра. (18) Тут все, сколько было в тыловом отряде здоровых, бегом бросились на врага, а изнемогшие закричали, как могли громче, и ударили копьями в щиты. Враги в испуге убрались прямо по снегу в долину, и больше голосов их не было слышно. (19) Ксенофонт со своими людьми, сказав обессилевшим, что завтра за ними кто-нибудь придет, пошел дальше, но, не пройдя четырех стадиев, обнаружил на снегу у дороги воинов, которые отдыхали, завернувшись в плащи, и даже не выставили караула. Когда их разбудили, они сказали, что передовые тоже ничуть не продвинулись. (20) Ксенофонт, проходя дальше, выслал вперед самых сильных копейщиков с приказом посмотреть, что там мешает идти. И они сообщили, что все войско отдыхает так. (21) Тогда и люди Ксенофонта заночевали тут же, без огня и без еды, но кое-как расставив стражу. А когда приблизилось утро, Ксенофонт послал самых молодых воинов к обессилевшим с приказом поднять их и заставить идти.
(22) В это время Хейрисоф послал из деревни людей посмотреть, что с отставшими. Те обрадовались, увидав пришедших, передали им ослабевших, чтобы они доставили их в греческий стан, а сами двинулись в путь и, не пройдя двадцати стадиев, очутились у деревни, где ночевал Хейрисоф. (23) Собравшись наконец вместе, решили, что безопасно разместить отряды на отдых по деревням. Хейрисоф остался, где был, а остальные, распределив по жребию бывшие на виду деревни, разошлись по ним со своими людьми. (24) Тут один из младших начальников, Поликрат из Афин, попросил отпустить его вперед; взяв самых проворных воинов, он сделал набег на ту деревню, что досталась Ксенофонту, и захватил всех деревенских жителей вместе со старостой, семнадцать жеребцов, выкармливаемых для дани царю, и дочь старосты, за девять дней до того выданную замуж; а муж ее ушел на охоту за зайцами и не был захвачен в деревне.
(25) Дома там были подземные, с проемами вроде колодца, но внизу просторные. Для скота были прорыты проходы, а люди спускались по лестницам. В домах были овцы, козы, коровы, птица и весь их молодняк. Весь скот вскармливали в домах сеном. (26) Была там и пшеница, и ячмень, и овощи, и ячменное вино в глиняных кувшинах. Вровень с краями в них плавало ячменное зерно и лежали полые стебли, одни длиннее, другие короче, но все без узлов. (27) Если захочется пить, нужно взять такой стебель и сосать из горла сосуда. Питье это очень сильное, если не долить воды, но, если привыкнешь, оно очень вкусно.
(28) Ксенофонт посадил деревенского старосту с собою за стол и велел ему не падать духом, пообещав не отнимать у него детей и наполнить ему дом всяческими припасами в награду за то, что он укажет проводника для войска, пока оно не придет к другому народу. (29) Тот пообещал и в знак расположенья указал, где зарыто вино. Так что эту ночь все воины провели каждый под своим кровом, во всяческом изобилии, а старосту держали под охраной и с его детей не спускали глаз. (30) Назавтра Ксенофонт, взяв с собою старосту, отправился к Хейрисофу. Проходя через деревни, он заворачивал к тем, что в них стояли, и всех заставал за весельем и пиром; и ниоткуда их не отпускали, не угостив чем-нибудь. (31) Не было стола, на котором не стояло бы вместе и баранины, и козлятины, и поросятины, и телятины, и курятины, и множества пшеничных и ячменных хлебов. (32) А когда по дружбе хотели выпить за чье-нибудь здоровье, то друга тянули прямо к кувшину, и пить ему приходилось нагнувшись и втягивая вино, как быку. Старосте позволено было брать, что ему угодно. Но он ничего не принимал, и только когда встречал родича, всегда забирал его себе. (33) И когда пришли туда, где разместился Хейрисоф, застали всех стоявших с ним увенчанными сухим сеном. Прислуживали им армянские мальчики в варварском платье, а что надо делать, мальчикам показывали знаками, как глухонемым.
(34) Хейрисоф и Ксенофонт сперва сердечно друг друга приветствовали, а потом через говорившего по-персидски толмача вместе стали расспрашивать старосту, что это за страна. Тот отвечал, что страна эта — Армения. Потом его спросили, для кого выкармливают коней. Он отвечал, что это дань царю. А ближайшая страна, сказал он, это край халибов, и описал дорогу туда. (35) Потом Ксенофонт ушел и отвел старосту к его домашним, и отдал старосте захваченного раньше старого жеребца, поручив подкормить его и заклать в жертву, потому что слышал, что жеребец посвящен Солнцу, и боялся, как бы он не околел, отощав от пройденного пути. А себе он взял стригуна и другим старшим начальникам дал каждому по стригуну. (36) Лошади эти были меньше персидских, но намного горячее. И староста научил его привязывать мешочки к копытам коней и вьючного скота, прежде чем гнать их по снегу, — не то без мешочков они будут вязнуть по брюхо.
VI. (1) На восьмой день Ксенофонт передал проводника Хейрисофу, а домашних его оставил, кроме сына, почти уже юноши, которого отдал под стражу амфиполитанцу Эписфену, — с тем, чтобы отец, если окажется хорошим проводником, вернулся вместе с сыном. В дом к нему снесли всего столько, сколько могли, и, навьючив животных, выступили. (2) Староста, не связанный, шел впереди всех по снегу; наступил уже третий день пути, и Хейрисоф стал на него сердиться за то, что он ведет войско мимо деревень. А он говорил, что нет их в этих местах. Тогда Хейрисоф избил его, но не связал. (3) Из-за этого староста тою же ночью бежал, оставив сына. За весь поход это был единственный повод к разладу между Ксенофонтом и Хейрисофом — дурное обращенье с проводником и небрежность охраны. А Эписфен полюбил мальчика, привёз его домой, и тот оставался ему всегда верен. (4) После этого прошли семь переходов, делая но пять парасангов в день, вдоль реки Фасиса,