(8) Услышав об этом, Ксенофонт подвел к оврагу латников и приказал им остановиться, а сам с младшими начальниками переправился и стал высматривать, что лучше: отвести назад перешедших за овраг либо переправить туда латников, чтобы взять укрепленье. (9) Решили, что отвести людей без больших потерь убитыми нельзя, а взять укрепленье младшие начальники полагали возможным, и Ксенофонт с ними согласился, веря жертвам: жрецы предрекли, что сраженье будет, но исход дела окажется благоприятным. (10) Младших начальников он отправил перевести через овраг латников, а сам, оставшись, отвел назад всех копейщиков и никому не позволил метать ни стрелы, ни дротики, ни камни. (11) А когда подошли латники, он приказал каждому из младших начальников построить свой отряд так, как тот считает наилучшим для боя; дело в том, что рядом друг с другом стояли те начальники, которые всегда состязались между собою в доблести. (12) Все они так и сделали. И копейщикам Ксенофонт приказал держать оружье наизготовку, чтобы по первому знаку бросать дротики, а стрелкам положить стрелы на тетиву, чтобы по первому знаку, едва понадобится, пускать их, а прочим легковооруженным — набрать полные мешки камней. И тех, кому положено, он послал обо всем этом позаботиться. (13) Когда все было приготовлено, а младшие начальники, и их помощники, и те, кто считал себя не хуже начальников, все построились, так что каждый видел остальных, — ведь укрепление было таково, что войско стояло полумесяцем; (14) когда пропели пеан и протрубила труба, в тот же миг все издали клич в честь Эниалия, латники двинулись вперед беглым шагом, полетели стрелы, дротики, свинцовые слитки, а больше всего камней, брошенных с руки; некоторые даже метали огонь. (15) От такого множества снарядов враги оставили вал и башни, так что стимфалиец Агасий и Филоксен из Пеллены сбросили доспехи и взошли на него в одних хитонах. Один воин тянул вверх другого, кое-кто был уже наверху, и казалось, что укрепленье взято.
(16) Уже копейщики и легкая пехота, вбежав за вал, начали грабить, кто что мог; а Ксенофонт, став за воротами, не пускал внутрь латников, удерживая стольких, скольких мог, потому что на недоступных высотах появлялись все новые враги. (17) Недолгое время спустя за валом поднялся крик и прибежали воины, некоторые — унося захваченное, а иные даже раненные. У ворот началась давка. На вопросы те, кого выбили вон, отвечали, что там внутри есть крепость, что врагам нет числа, что они сделали вылазку и бьют ворвавшихся греков. (18) Тогда Ксенофонт приказал глашатаю Толмиду объявить, что всякий желающий добыть что-нибудь пусть войдет за вал. Множество воинов бросилось внутрь, вторгшиеся пересилили выбитых вон и снова заперли врагов в крепости. (19) Все, что оставалось за стенами крепости, было разграблено, греки уносили добычу; а латники остановились, одни — вокруг частокола, другие — на улице, ведущей к крепости. (20) Ксенофонт с младшими начальниками стал смотреть, возможно ли взять крепость; в этом случае спастись можно было бы безопасно, а иначе отход казался весьма трудным; но, поглядевши, они решили, что место это совершенно неприступно. (21) Тогда начали готовиться к отступлению; каждый воин стал вытаскивать кол, что был рядом с ним, а младшие начальники отослали прочь негодных к бою, нагруженных добычей и большую часть латников, и каждый оставлял только тех, кому доверял. (22) Когда начали отступать, вслед из крепости сделали вылазку враги; их было много, все с плетеными щитами, с копьями, в поножах и пафлагонских шлемах; иные из них взбирались на дома по обе стороны улицы, что вела к крепости. (23) Поэтому небезопасно было гнать их к крепостным воротам: взобравшиеся бросали сверху большие бревна, так что и стоять на месте, и отступать было тяжко, а надвигающаяся ночь была еще страшнее.
(24) Когда греки, сражаясь, оказались в таком затруднении, некий бог дал им средство к спасенью. Вдруг запылал дом на правой стороне, неведомо кем подожженный. Едва он обрушился, все, кто был на домах с правой стороны, сбежали вниз. (25) Когда счастливый случай дал Ксенофонту этот урок, он приказал поджечь дома и с левой стороны, и они быстро занялись, так как все были деревянные. И с этих домов враги сбежали вниз. (26) Теперь грекам доставляли неприятности только те, что были прямо перед ними; они, без сомненья, намерены были напасть при отступленье и спуске в овраг. Тогда Ксенофонт передал приказ всем, до кого не долетали стрелы, сносить дерево и класть его между собою и противником. Когда топлива набралось достаточно, его подожгли; подожгли также и дома, стоявшие вдоль частокола, чтобы отвлечь врагов. (27) Так греки с трудом отступили из укрепленья, запалив между собою и врагами огонь. Выгорел весь город: и дома, и башни, и частокол, и все остальное, кроме крепости.
(28) На другой день греки ушли, добыв продовольствие. А так как дорога вниз, в Трапезунт, их страшила, потому что была крута и узка, они устроили ложную засаду. (29) Некий мисиец, — также и по имени Мис — с десятью критянами остался в густом кустарнике, делая вид, будто хочет скрыться от врага; но то там, то сям поблескивали их медные щиты. (30) Противник, видя это, испугался засады, а войско тем временем спустилось вниз. Когда сочтено было, что отошли на достаточное расстоянье, Мису подали знак бежать что есть сил; и он, снявшись с места, побежал со своими людьми. (31) Критяне, которых, по их словам, враг мог догнать и поймать, свернули с дороги в лес и спаслись, скатившись с лесистого склона, а Мис, бежавший по дороге, стал звать на помощь. (32) К нему пришли на помощь и подобрали его раненого. Те, что пришли ему помочь, отступали под стрелами, пятясь задом, а некоторые из критян отстреливались… В свой стан все вернулись живыми.
III. (1) Хейрисоф все не возвращался, судов, сколько нужно, не было, продовольствия взять было негде, и поэтому решили, что надо уходить. На корабли посадили обессилевших, всех, кто был старше сорока, детей, женщин и ту поклажу, которую нет необходимости иметь при себе. Посадили на корабль и Филесия с Софенетом, самых пожилых из начальников, приказав им за всем надзирать. Остальные двинулись по дороге, которая была уже исправлена. (2) На третий день пути пришли в Керасунт, 269приморский греческий город, колонию Синопы в стране колхов. (3) Там оставались десять дней и произвели смотр с оружием; людей сосчитали, их оказалось восемь тысяч шестьсот. Столько греков спаслось, остальные погибли в боях, от снега, от болезней.
(4) Там же поделили деньги, вырученные за пленных. Десятую часть изъяли для Аполлона и Артемиды Эфесской, и старшие начальники поделили эту десятину, чтобы каждый хранил свою долю для богов; 270а долю Хейрисофа взял Неон из Асины. (5) Ксенофонт то, что причиталось Аполлону, внес как вклад в афинскую сокровищницу в Дельфах, надписав свое имя и имя Проксена, погибшего с Клеархом: ведь он был связан с Проксеном гостеприимством. (6) А долю Артемиды ЭФесской он, когда уходил из Азии с Агесилаем 271и направлялся в Беотию, оставил у Мегабиза, прислужника в храме Артемиды, потому что предстоящий путь считал небезопасным, и наказал вернуть деньги, если останется жив, а если с ним что случится, внести в храм такой вклад, какой Мегабиз сочтет угодным богине. (7) Когда Ксенофонт был уже изгнан и жил в Скиллунте, поселенный там лакедемонянами, Мегабиз приехал зрителем в Олимпию и отдал порученные ему деньги. Ксенофонт, получив их, купил по указанью бога участок земли для богини. 272(8) Через участок протекала как раз река Селинунт. И в Эфесе мимо самого храма Артемиды протекает река Селинунт. В обеих водится рыба и раковины, но на Скиллунтской земле можно и охотиться на любую охотничью дичь. (9) На священные деньги Ксенофонт воздвиг также алтарь и святилище и впредь приносил богине в жертву десятину со своих полей, причем в празднике участвовали все горожане и окрестные жители, мужчины и женщины. Пировавшим на воле богиня уделяла муки, хлебов, вина, сухих плодов и долю от жертвенных животных, приведенных со священных пастбищ, и еще дичины. (10) Потому что на праздник сыновья Ксенофонта и других горожан устраивали охоту, и с ними охотились также и желающие из числа взрослых. Дичь ловили и на земле святилища, и на земле Фолои — кабанов, ланей и оленей. (11) Эта земля лежит на пути из Лакедемона в Олимпию, стадиях в двадцати от храма Олимпийского Зевса. На священном участке есть и луг, и холмы, поросшие деревьями, на которых можно прокормить и свиней, и коз, и коров, а также лошадей, так что и вьючные животные приехавших на праздник имеют довольно корма. (12) Вокруг самого святилища насажена роща плодовых деревьев со вкусными плодами. Святилище в малых размерах повторяет большой храм в Эфесе, а кипарисовый кумир богини напоминает золотой в Эфесе. (13) У храма поставлена плита с надписью: «Участок этот посвящен Артемиде. Владеющему и пользующемуся плодами надлежит ежегодно приносить десятину в жертву. На остальное же содержать храм. Кто этого не сделает, тому богиня не простит».