(11) Когда Гекатоним сказал это, одни заподозрили, что он это говорит из дружбы к Кориле, с которым был связан гостеприимством; другие — что он надеется получить за свой совет подарки; а третьи подозревали, что сказано все ради того, чтобы греки, идя пешком через Синопскую землю, не причиняли ей вреда. Но все же греки проголосовали за то, чтобы продолжать путь по морю. (12) После этого Ксенофонт сказал: «Наши люди предпочли тот путь, который вы посоветовали, граждане Синопы. Но вот что: если судов будет столько, что их хватит на всех по счету и ни один человек здесь не останется, мы поплывем; а если будет так, что одни останутся, другие поплывут, мы на корабли не сядем. (13) Ведь нам известно, что повсюду, где мы сильнее, сможем мы и выйти невредимо, и добыть продовольствие; а где мы окажемся слабее врагов, там, ясное дело, мы останемся рабами в их стране». Выслушав это, синопяне предложили отправить послов. (14) Отправлены были аркадец Каллимах, афинянин Аристон и ахеянин Самол, которые и отбыли.
(15) Тем временем Ксенофонт, видя, как много греков-латников, как много копейщиков, лучников, пращников и всадников, могучих благодаря опыту и сноровке, оказалось на берегу Понта, где невозможно за малые деньги снарядить такие силы, решил про себя, что хорошо бы умножить владенья и силы Греции, основав город. (16) Еще он решил, когда подсчитал число своих и число припонтийских жителей, что город этот станет большим. С этой мыслью он, ничего не сказав никому из воинов, принес жертвы, позвав амбракийца Силана, бывшего у Кира гадателем. (17) Но Силан, боясь, как бы это не осуществилось и войско где-нибудь не осталось бы, распустил среди воинов слух, что Ксенофонт намерен принудить войско остаться здесь, чтобы основать город и тем добыть себе славу и власть. (18) Сам Силан хотел поскорее добраться до Греции, потому что сохранил те три тысячи дариков, которые получил от Кира, принеся за него жертву и дав правдивое предсказанье на десять дней.
(19) Когда воины об этом услышали, одни сочли, что лучше всего остаться, большая же часть не согласилась. Дарданец Тимасион и беотиец Форак так сказали бывшим там гераклейским и синопским купцам: если они не дадут войску платы, чтобы оно могло купить припасы на отплытие, то есть опасность, что такая огромная сила останется у Понта: ведь Ксенофонт и сам хочет, и нас призывает неожиданно сказать войску, как только придут корабли: (20) «Вы видите, воины, что и припасов на время плавания нам не добыть, и по возвращении домой нечего привезти нашим домашним. Так вот, если хотите, выберите любую из населенных припонтийских земель вокруг нас, которую только захотите вы занять, а там пусть любой из вас по желанию уезжает домой либо по желанию остается здесь. А вот вам и корабли, чтобы внезапно напасть, на кого вы захотите». (21) Услышав такое, купцы объявили об этом по своим городам; дарданец Тимасион послал с ними Евримаха, тоже дарданца, и беотийца Форака, чтобы и они сказали то же самое. И синопяне, и гераклеоты, как только об этом услышали, посылают к Тимасиону с наказом позаботиться, взявши деньги, чтобы войско отплыло. (22) Тимасион, довольный услышанным, говорит воинам во время сходки: «Нельзя и думать, воины, о том, чтобы здесь остаться, и нельзя ничего ставить выше Греции. А я слыхал, что кое-кто гадает об этом по жертвам, не сказав вам ни слова. (23) Обещаю вам, если вы отплывете, с нового месяца выдавать месячную плату — по кизикскому золотому на каждого; поведу я вас в Троаду, 279откуда меня изгнали, и вас примет мой родной город, потому что меня там встретят с радостью. (24) Потом я покажу вам путь в такие места, где вы добудете много денег. Ведь мне хорошо знакомы и Эолида, и Фригия, и Троада, и вся область, подвластная Фарнабазу, 280— одни потому, что я оттуда родом, другие потому, что я воевал там вместе с Клеархом и Деркилидом».
(25) Сразу после него встал Форак беотиец, который соперничал с Ксенофонтом за начальство над войском, и сказал, что если они уйдут с Понта, то перед ними лежит Херсонес, страна прекрасная и богатая, где желающие могут поселиться, а не желающие — отбыть домой. Смешно, когда в Греции так много плодородных земель, искать места среди варваров. (26) «А покуда, — сказал он, — вы там не окажетесь, и я, как Тимасион, обещаю вам плату». Он сказал так, зная, что пообещали Тимасиону синопяне и гераклеоты за то, что греки отплывут.
(27) Ксенофонт на это промолчал, а встали Филесий и Ликон, оба ахеяне, и сказали, что странно поступает Ксенофонт, от себя убеждая людей остаться и гадая об этом по жертвам, а во всеуслышанье ничего об этом не объявляя. (28) Поэтому Ксенофонту поневоле пришлось встать и сказать так: «Я, воины, как вы сами видите, приношу жертвы, сколько могу, и за вас, и за себя, чтобы через них как можно лучше способствовать и вам, и самому себе словом, мыслью и делом. И теперь я гадал по жертвам, лучше ли с вами заговорить обо всем или вовсе не затеваться с этим делом. (29) Гадатель Силан ответил мне самое главное: что жертвы благоприятны; он ведь знал, что и я сведущ в гаданьях, так как всегда присутствую при жертвоприношеньях. Но еще он сказал, что по жертвам явствуют какие-то хитрости и козни против меня: он-то знал, что сам и будет их строить, клевеща вам на меня. Ведь от него и пошел слух, что я задумал это сделать, не попытавшись вас убедить. (30) А я, видя вас в затруднении, стал искать, как бы сделать так, чтобы вы заняли какой-нибудь город и желающие могли отплыть тотчас же, а не желающие — после того, как накопят достаточно для помощи своим домашним. (31) А теперь, когда я вижу, что и синопяне, и гераклеоты посылают вам корабли для отплытия, а эти люди обещают вам с нового месяца плату, мне и кажется наилучшим, чтобы вы, безопасно плывя, куда захотите, получали за безопасное плаванье плату, и сам я покончил с этой мыслью, и всем, кто приходил ко мне и говорил, что так и надо сделать, велю с нею покончить. (32) Одно я знаю: будучи все вместе, в таком множестве, как сейчас, вы у всех, я полагаю, останетесь в почете и добудете продовольствие: ведь быть сильнее — значит забирать все у слабейших. А если вы разлучитесь и ваша сила раздробится, то вам ни пропитанья не достать, ни уйти отсюда подобру. (33) Я считаю то же, что и вы: надо отправляться в Грецию, а если кто покинет нас и останется прежде, чем все войско не будет в безопасности, того считать преступным. Кто думает так же, пусть поднимет руку». И все подняли руки.
(34) Тут Силан закричал и попытался сказать, что справедливо дать желающим уйти. Но воины его слов не приняли и пригрозили ему наказанием, если поймают его при попытке бежать.
(35) После этого гераклеоты, когда узнали, что решено отплыть и сам Ксенофонт за это голосовал, суда послали, а насчет денег, обещанных Тимасиону и Фораку, обманули. (36) Потому эти двое, посулившие войску плату, были в большом смятении и страхе. Взяв с собою тех старших начальников, которые приобщены были к их прежним делам, — а приобщены были все, кроме Неона из Асины, что замещал до сих пор не прибывшего Хейрисофа, — они пришли к Ксенофонту и сказали, что раскаиваются и что считают наилучшим теперь же, получив корабли, плыть к Фасису и захватить Фасианскую землю. (37) Царствовали тогда над нею потомки Эета. Ксенофонт ответил, что ничего подобного войску сказать не может, — а вы, если хотите, созовите сходку и скажите. Но дарданец Тимасион высказал мнение, что собрание созывать нельзя, а надо сперва каждому попробовать убедить своих младших начальников. И, разойдясь, они так и сделали.
VII. (1) Таким образом воины узнали, что творится. И Неон стал говорить, что Ксенофонт, уговорив прочих старших начальников, задумывает обманом повести воинов обратно к Фасису. (2) Услышав это, те вознегодовали, стали сходиться толпами и становиться кружками, и можно было опасаться, как бы они не сделали того же, что с посланцами колхов и с их рыночными надзирателями.