Разведение и натаскивание таких мудреноищущих собак было не только прибыльным бизнесом, но и культурным служением. Поэтому, наверное, и возникла одна совершенно новая традиция — собаке, нашедшей настоящие книгорукописи, устраивали не только праздничное пиршество, но парадное катание. В сани впрягали тройку нанятых за немалую денежку известных, но уже надоевших народу бывших попсовиков-артистов, и те с задорными песнями («Эх, птица-тройка!») скакали в упряжке три почетных круга с почтенной собакой в титуле ездока.
Конечно, тут, как и в любом другом выгодном деле, среди собачников водились и мошенники, да и относительно честные заводчики не брезговали продажей щенков и взрослых псов без особых способностей как чемпионов породы. Но только тем, кто хотел с их помощью искать не пойми чего. Хочешь найти фигню (она же — фиговый артефакт) — ищи сам, зачем профессиональную собаку-то в непоняток впутывать?
И вот теперь перед продавцом стоял клиент, заявивший о намерении обзавестись взрослой собакой.
— Я не спрашиваю, дорого или дешево, спрашиваю лишь — сколько?
— Взрослые не продаются, — решительно отрезал продавец. — Но могу оказать содействие, чтобы нанять донкихота[7].
И внимательно посмотрел на клиента. Тот не моргнул и после минутной заминки задал правильный вопрос.
— Санчопансо-то у него хороший?
— Санчопансо что надо, обученный, две библиотеки уже нашел, — заверил торговец. — Однако недешево будет. Очень недешево… Но с гарантией…
Поторговались и договорились. И тронулись вместе в дальний путь на юго-запад, присоединившись к уходившему туда же обозу.
Непросто подняться из самых низов безциферного общества к человеческому бытию. Джон понимал, что ему в свое время повезло примкнуть к общине, сумевшей завладеть приличным куском земли, на которой росло пропитание. Там ему и дали прозвище-титул Дауншифтер, признав новым человеком нового мира, а не изгоем-злыднем из Прошлого. Заодно и посвятили в родовые Иваны. С собаками он ладил отлично, семейная традиция, все-таки. Но за всё прошедшее время он так и не избавился от привычки при каждом удобном случае мечтать, что будет найдена не просто книга, а путь в светлое прошлое. Или попросту говоря — «Путевка в жизнь».
Ведь на родине, которая внезапно стала такой недосягаемо далекой, у Джона-Ивана остались родители, младшая сестра. Что с ними сталось теперь? В новом мире нет места утонченным леди и благородным джентльменам, давно утратившим на житейском уровне хищные навыки предков-первооткрывателей. Талант отца-финансиста точно не будет востребован, горестно размышлял Джон… нет, теперь уже Иван. Фондовые рынки сменились стихийными базарами, вымерли брокеры, заросли сорняками ступени бирж… А что будет с сестренкой, которая была еще школьницей, когда Иван уезжал на стажировку? По ней уже тогда было видно — красавицей станет. Но что ждет беззащитную красавицу на острове, открытом всем ветрам и набегам? Страшно подумать…
По ночам Иван часто лежал без сна, вспоминая лица близких, родные места. Он не раз задумывался, как добраться туда, но понимал — ватагу с собой не наймешь (не на что), а в одиночку не то что до Англии, до балтийских берегов не доберешься. И своим не поможешь, и сам зазря погибнешь. Да и здесь тоже ведь люди, принявшие его в свой круг. За них он тоже в ответе.
А на следующую ночь он снова видел во сне маму и сестренку, которые звали его на помощь, — и, просыпаясь, смахивал слезы.
Потому Иван и искал книги так рьяно, что надеялся обнаружить ту, что поможет ему найти не безоблачную Страну мечты, а просто путь домой.
На ярмарки Иван ездил часто, хотя сам не столько торговал околокультурной сувениркой — этим занимался напарник Андрей, разговорчивый и веселый, — сколько присматривался к потенциальным покупателям, чтобы каждому подобрать щенка под стать. Ну и договоренности об улучшении породы тоже имели место быть, а как же. Замкнутые сообщества, будь они собачьи или человечьи, нуждались в приливе свежей крови.
Но свои способности проводника собаки, ищущей книги, он никогда на ярмарке не оглашал. А вот просто поговорить за родные березы и смородину не отказывался. Однажды встретил своего бывшего начальника чудом (может, благодаря нетворческой импотенции и застарелому пофигизму?) уцелевшего во время чумы. Разговорились. Начальник обитал в беспокойном районе, где постоянно шуровали мелкие банды, часто из своих же бывших сотрудников охраны-безопасности разбойных корпораций, смытых в Лету живительной волной Натурального Прогресса.
— Жену в полон угнали, — пожаловался бывший босс-кровопийца. — Теперь вот на базаре.
— Её на базаре продали? — не понял опешивший Иван-Джон.
— Да нет, торговать поставили, петрушку теперь она продает.
Но основным собирателем баек, сплетен и слухов был Андрей, тот еще любитель непознанного…
Кто сказал «неформат»?!
Опытный интеллигент, бывший телеведущий, член-корр. и автор трех книг в настоящих твердых обложках познакомится с симпатичной молодой девушкой для придания ей интеллигентного потомства. Кормление — за ваш счет.
Вот и сейчас, мерно покачиваясь на расписной телеге, он заговорил с книгуном[8].
— Обитаешь-то ноне где?
— Да в Незаморье. В Донецке.
— А как у вас там в Донецке? Бывал я там…
— Как, как… Живы, здоровы, и даже человечинку не едим. На площади Ленина открыли почтовую станцию — город-то длинный, пехом не пройдешь… Особливо мимо бывших металлургов и шахтеров. Так рядом с «Петровской», когда уголь-то добывать бросили, боевой отряд организовали. По борьбе с зомбями и перевертышами…
— С кем-кем?
— Да с нечистью всякой. Короче, со странными, кажущимися странными и теми, у кого что-то можно отнять. Поди докажи, что не зомби, ежели против тебя десять человек с дубьем, а ты есчто в очках… А вот конные экипажи не трогают, поскольку те уже изначально вампирским налогом обложены. Дорого, конечно, в экипаже, но голова своя дороже. И едешь по улице Кирова с ветерком, прям как раньше…
— Да это бандиты! Даже нелицензированные! — И Андрей по привычке подвинул ближе пошмонный антикварный кожаный портфель с самострелом.
— Э не, еще ли бандиты — то это в Киеве или в Европейском Диком Западе, войска рыцарей-разбойников беспредельничают. У меня сейчас зять в Киеве выживает — там часть города под «Оболонью» ходит, дружина такая боевая, прежде были тружениками на пивном заводе «Оболонь». Да какое сейчас жидкое пиво — только натуральная горилка да и медовуха остались…
— Бывал я и в Киеве. До того как… Даже на речном трамвае плавал. Нынче прямо-таки не верится…
— Нынче там плавают «из варяг в греки». Ладьи торговые да эмигрантские. Говорят, и девок в полон в Турцию везут. А в самом Киеве в планетарии в пятничный вечер выступают сказители-большевики.
— Большевики? Вроде они со своей мумией наперевес в поход за Большим счастьем ушли…
— Те ушли — другие остались. Из тех, кто на заводе «Большевик» работал… А вот в «Серебряном острове» теперь кучкуются работяги с витаминного завода. А вот на Караваевские дачи лучше вообще не соваться.
— Да мне дело тут сладить, а потом до дома добраться. Дача-то небольшая, но две землянки есть. И колючую проволоку натянул, перед траншеями. Просто так не возьмешь…
— А вот это правильно — культурных маньяков нынче мало. Порубит на куски, а потом плачет — «Бедный Йобрик!».
— Стой! — донеслось из головы обоза. — Тпру!
— Что такое? — взволнованно привстал книгун.