В работах А. А. Вигасина некоторые проблемы социального и политического строя Индии получают иную трактовку. «Артхашастра» и дхар-машастры позволяют констатировать «общинный принцип» древнеиндийской социальной организации, проявляющийся в сельской общине и в территориальном самоуправлении целых округов, в большой семье и патронимии, в ремесленных объединениях и торговых гильдиях, городских кварталах и кастах. Индиец был частью целого комплекса таких больших и малых сообществ, каждое из которых обеспечивало ему поддержку и в то же время ограничивало его самостоятельность и проявления индивидуальности. В этой связи особое внимание привлекает каста как замкнутый коллектив, принадлежность к которому определяется рождением. Каста входит в иерархическую систему и связана с другими кастами сложными отношениями взаимных прав и обязанностей. Ее внутренняя структура напоминает племенную, а возникновение прослеживается вплоть до самого начала индийской истории, когда в источниках появляются упоминания архаичных ритуальных рангов. Понятие варны издавна стало оценочным, оно являлось способом классификации реально существовавших общественных слоев, каст. С этой точки зрения совершенно иное освещение получает вся «история шудр» и в особенности проблема их «возвышения» в конце периода древности. Речь может идти скорее об изменении критериев оценки земледельческих каст, чем о том, что шудры переходили к земледельческому труду.
Проводится резкое различие между собственно рабами и лицами, временно находившимися в частной зависимости. С точки зрения древнеиндийского права первые являлись собственностью своих хозяев (хотя и не полностью лишенной элементов личности), а вторые рассматривались как принадлежащие хозяевам лишь на правах владения со всеми существенными ограничениями прав рабовладельца. В этом контексте теряет убедительность тезис о кризисе рабовладения в конце древности.
Кроме того, рабский статус рассматривается в контексте сословнокастового деления. Согласно сложившимся в Древней Индии представлениям, рабство должно являться уделом чужаков-«варваров» — тем самым варновая структура оценивается как своего рода гражданский коллектив. Более сложная картина выясняется и при анализе отношений найма. С одной стороны, работа по найму сама по себе ничуть не уподоблялась рабству, а с другой — для ряда категорий работников она являлась постоянным занятием, часто наследственной кастовой обязанностью, и положение последних трудноотличимо от «рабской службы».
Особый интерес вызывает характер древнеиндийской государственности. В последнее время ряд историков (например, Жерар Фюсман) отмечает, что организация Маурийской державы как централизованной и бюрократической была бы в принципе невозможна в силу чисто технических сложностей (транспорта, коммуникаций и т. п.). Однако не менее важна и суть отношений между властями разного уровня. Они оформлялись скорее как личная зависимость, чем чисто административное подчинение. Знатность происхождения и клановые связи в Древней Индии значили безусловно больше, чем чисто бюрократическая карьера. В целом государство представляется достаточно архаичным по типу и чрезвычайно рыхлым по структуре — в этом свете можно легче понять все неожиданные и драматические повороты в индийской истории. Основные общие вопросы только начинают подниматься — о сути и причинах возникновения крупных держав, об их исторической роли и условиях распада. Изучение литературных источников непосредственно подводит к этим проблемам, но их решение будет зависеть главным образом от конкретного (в частности, эпиграфического) материала из разных регионов страны.
Положение индологов, живущих в России, радикально отличается от того, в котором находятся их индийские коллеги. Практически не имея доступа к новому нумизматическому и эпиграфическому материалу, историки вынуждены сосредоточивать внимание на давно опубликованных литературных памятниках. Соответственно, речь может идти не об исследовании отдельных регионов, а обо всем субконтиненте — самых общих характеристиках социального и политического строя Индии.
Это — тот путь, от которого чаще всего отказываются современные индийские ученые, разочарованные степенью достоверности религиозно-этических книг (дхармашастр) или так называемого политического трактата «Артхашастры». Но в изучении их — как и произведений ведийской литературы — еще многое предстоит сделать для того, чтобы можно было использовать их как полноценные исторические источники. В источниковедении до сих пор, по существу, сделано не так уж много — речь шла обычно лишь о традиционных вопросах авторства и датировки произведений. Возникала иллюзия, будто можно излагать историю, просто расположив источники в хронологическом порядке. Распространен и иной подход: историки в духе какой-либо социологической школы конструировали общую схему развития, а затем из бесчисленного множества сведений санскритских памятников выбирали для нее иллюстративный материал.