Отец и мать Аба, как это, можно надеяться, стало ясно из рассказа, были сильные люди, очень разумные для своего времени и достойные внимания во многих отношениях. Оба могли хорошо постоять за себя не только против диких зверей, но и против любой пещерной четы, если бы в том наступила необходимость. Само собой разумеется, они имели имена. Отец Аба назывался «Одно Ухо» вследствие одного происшествия из времен его ранней молодости: ему пришлось неожиданно и слишком близко познакомиться с одной породой дикой кошки, наполнявшей окрестности, причем он потерял одно ухо прежде, чем был спасен. Имя матери Аба было «Красное Пятно», и звали ее так потому, что на левом плече она имела хотя и некрасивое, но бросающееся в глаза родимое пятно. Что касается предков, то отец Аба мог ясно припомнить своего деда, каким он выглядел непосредственно перед тем, как был растерзан чудовищным медведем, а Красное Пятно имела смутные воспоминания о своей бабушке.
Появление имени Аба не было обязано какой-нибудь личной особенности или примете, не происходило от какого-либо события его детства. Это было подходящим образом приноровленное родителями Аба его собственное детское выражение, попытка губ сказать что-нибудь. Мать подражала его детскому лепету, отец смеялся этому, передразнивал его, и почти бессознательно они обращались к своему ребенку, называя его Аб, пока это название не осталось ему на всю жизнь и не превратилось в его собственное имя. В ту пору еще не существовало обычая давать имя ребенку при его появлении на свет; имена создавались случайно, и этого было достаточно.
Так, в нескольких верстах от Аба жил ребенок, которому суждено было стать сотоварищем его в играх и предприятиях и, несмотря на одинаковый с Абом возраст, он еще совсем не имел имени, а то, которое он получил впоследствии, было просто Ок (дуб). И не потому, что он был крепок, как само дерево, не потому, что имел родимое пятно в виде желудя, а только по той причине, что рядом с пещерой, где он родился, стоял большой дуб с развесистыми ветвями, и на одной из них висела грубо сделанная колыбель, а в ней, в полной безопасности, часто лежало это дитя в тех случаях, когда родители, уходя из дома, не хотели брать его с собой.
По счастью, Аб родился в ту пору мировой истории, когда условия существования человека уже значительно улучшились. Он был твердо уверен, что всегда добудет одежду и жилище, а пища была в изобилии для каждого, кто имел достаточно силы и находчивости, чтобы овладеть ею. Климат не производил расслабляющего действия. Бывали холодные дни, и в определенное время года дул резкий и холодный ветер с пустынных ледников, хотя здесь же, вблизи, раскидывался полутропический ландшафт. Переход от ледяных холодов к умеренной, теплой температуре совершился так внезапно, что обширные ледники, когда-то двигавшиеся к югу, не успели еще растаять совсем даже в ту пору, когда роскошная растительность и богатая животная жизнь возникли в поясе современной Европы; и, таким образом, встречались места, где холодные белые ледяные поля виднелись среди лесов и питали стремительные потоки, которые сливались в реки, изливавшие свои воды в Океан.
Без затруднения можно представить себе, что Аб уже ребенком отличался от детей нашего времени и приближался скорее к четвероногим по быстроте телесного развития; дитя наших дней, владея движением глаз, еще только неуклюже ползает, и если бы оно так же скоро стало на ноги, как Аб, то его мать сделалась бы самой гордой женщиной, а отец в своем клубе стал бы невыносимо надоедливым созданием. Но ни Одно Ухо, ни Красное Пятно не проявляли необычайного восторга по поводу быстрого роста своего первенца. Для своей эпохи он не представлял ничего замечательного, а родители того времени были менее склонны баловать своих детей. Буковые листья служили и колыбелью и постелью Аба, и прутик, гибкий и больно стегающий, пускался в ход, когда он дурно себя вел. По мере подрастания, этот прут делался все более и более знаком Абу. Родители того времени требовали строгого повиновения, когда находили это нужным, и в то же время по своему были нежны к детям.
Жизнь этой примерной семьи протекала без особенных злоключений. К девятилетнему возрасту Аб превратился, бесспорно, в прелестного мальчика. Он был силен, как молодой гиббон и, должно признать, что во многих отношениях мог напомнить современному ученому наблюдателю это животное. Его глаза были блестящи и остры. Нос был широк, с задорно выступающими ноздрями, а что касается его рта, не лишенного все-таки выразительности, в наше время сказали бы, что он широк не по возрасту. Губы его по временам дрожали или же, напротив, твердо сжимались, и тогда во всей осанке маленького, но сильного пещерного мальчика выражалось то, что можно было назвать «мужественностью», даже и с точки зрения того времени. Он, даже будучи ребенком, никогда много не кричал, — пещерные дети плакали почти только от одной причины — от голода, — и незаметно, весело и беззаботно превратился в сильного, хотя и не очень рослого мальчика. Он был самый косматый мальчик, какого только можно было встретить по западному берегу Океана, в стране, составляющей ныне западную часть Ирландии, или в другой какой-либо местности Средней Европы. В нем уже зарождались и чувства и надежды, а также и самолюбие. Он стал понимать значение окружающего. Наконец он справился успешно с одной задачей: он сделал попытки к дружескому сближению, которые были хорошо приняты; а друг, сверстник по годам, представляет громадное значение для мальчика. Эта дружба была не совсем заурядным явлением.