Беспримерной оставалась, однако, власть арабского торговца рабами и слоновой костью, военного предводителя Мухаммеда бин Хамида по прозвищу Типпу Тип. Этот араб, происходивший из Таборы, контролировал на территории Конго большую область близ водопадов Стэнли. Других арабских конкурентов он устранил. «Типпу Тип пользуется внутри страны безусловной властью, которую поддерживают 3 тысячи его людей, вооруженных ружьями»[102] — сообщал в 1886 г. своему правительству немецкий консул на Занзибаре.
Мусульманские торговцы первоначально почти не оказывали сопротивления европейским путешественникам, миссионерам, купцам, а также колониальным войскам, которые в это время заполонили Африку. Типпу Тип в 1887 г. заключил с Г. Стэнли договор, признававший последнего губернатором государства Конго и предусматривавший совместное ведение незаконной работорговли, теперь для принудительных работ на новых колонизаторов. Однако сотрудничество с европейцами подорвало его позиции. Когда сын Типпу Типа, Сефу, попытался было восстать против колониального владычества бельгийцев, его очень скоро заставили повиноваться. Так бесславно закончился этот период истории Восточной Африки, вызвавший очень многообразные, глубокие процессы и в социально-экономической и в политической жизни.
Работорговля, под влиянием внешних и внутренних факторов снова активизировавшаяся в XIX в. усилиями арабской аристократии, охота за рабами и связанные с ней войны между африканскими вождями, несомненно, угрожали самому существованию многих народов восточной части Африканского материка, несли им усиление эксплуатации, горе и регресс. Разрушительных последствий охоты за рабами избежали лишь те племена, которые благодаря достигнутому ими уровню общественного развития могли защищаться или сами участвовали в работорговле.
Однако следует учитывать, что европейские путешественники, миссионеры и купцы в своих отчетах, которые во множестве появились во второй половине XIX в., а также колониальные ведомства европейских держав в соответствующих документах сознательно преувеличивали масштабы торговли арабов, их жестокость, чинившиеся ими зверства. Движение за отмену рабства, отражавшее сначала экономические интересы фритредерства, прежде всего английского, на пороге эры колониализма приобрело новую окраску, оно должно было способствовать распространению легенды о «гуманной» миссии колониальных держав Европы, которые якобы освобождают народы Восточной и Центральной Африки от язвы арабской работорговли.
Маскатско-арабское господство, прямо или косвенно связанное с европейской торговлей и возродившее чрезвычайно тяжкие формы зависимости — рабство и работорговлю, почти с самого начала несло в себе реакционные черты. Тем не менее расширение торговых связей и увеличение числа опорных пунктов имели последствия, которые оказали положительное влияние на общественное развитие многих народов Африканского материка. Это проявилось прежде всего в оживлении местных рынков некоторых районов и во введении в африканское земледелие новых видов полезных растений. Кроме того, действия арабов, вызывавшие сопротивление африканских племен, кое-где служили косвенным стимулом к образованию ранних государственных объединений. В первую очередь это относится к ньямвези, жившим к югу от озера Виктория, на северо-западе современной Танзании.
Ньямвези прослеживаются начиная с XVIII в. в центральной части Уньямьембе (впоследствии Табора). Их контакты с ранне-государственными объединениями, прежде всего с государством Буньоро в Межозерье, трактуются буржуазной литературой как «миграция институтов власти» (Р. Оливер). При этом забывают, что образование институтов союза племен или раннефеодального государства ньямвези и сукума сопровождалось важными социально-экономическими изменениями во внутренней жизни. К сожалению, сейчас еще нет бесспорных доказательств, что это объединение продолжало традиции существовавшего в XVII в. одновременно с Мономотапой государства Монёмуги, о котором сообщает голландский путешественник Датгпер.
Надежные данные указывают, однако, на то, что с начала XIX в. существовал непрочный союз владений различных племенных вождеств (нтеми), где, судя по многим признакам, первобытнообщинный строй достиг стадии разложения. Об этом говорят наличие военной дружины, отделение торговли от сельского хозяйства, образование особого слоя купечества, а также аристократии, укреплявшей свои экономические и политические позиции. К этому времени ньямвези контролировали многочисленные торговые пути к побережью и внутри страны, в частности ведшие на север, к озеру Виктория, и к озеру Мверу в Катанге. Ньямвези поставляли носильщиков для караванов, отправлявшихся из Центральной Африки и Буганды к побережью.
Доходы от контроля над торговлей и торговыми путями, т. е. налоги и плата за прохождение по территории, а впоследствии и от участия в торговле слоновой костью и невольниками способствовали упрочению позиций правящего слоя населения. Вожди вели торговлю на свой страх и риск и сами снаряжали караваны и экспедиции за слоновой костью и — под давлением и влиянием арабских работорговцев — для захвата военнопленных. В этих предприятиях они опирались на свои привилегии и раннегосударственный аппарат власти. Вождь, обладая правом использовать все возрастные классы, включавшие трудоспособных молодых мужчин, и возлагать на жителей трудовую повинность, существовавшую пока в зачаточных формах, всегда имел в своем распоряжении достаточное число носильщиков для караванов и сопровождавшей их охраны. Путешественники И. Крапф и Р. Бёртон наблюдали караваны ньямвези из 200, а то и 500 и даже из 1000 человек.
Изменения произошли и в области права, которое во все большей мере отражало интересы формирующейся центральной власти и купечества. На севере Уньямвези складывалась исключительно мирная обстановка, которая особенно благоприятствовала развитию торговли. Власть вождя и верховного вождя зависела, с одной стороны, по-прежнему от свободных людей племени, особенно воинов (они давали согласие на наследственное управление определенного семейства), с другой — от раннегосударственного аппарата власти, являвшегося выражением политического могущества и богатства аристократии. Особая прослойка военной знати была развита довольно слабо.
Между ньямвези и арабскими купцами, которые продвигались от побережья и в 1852 г. основали поселение в области Уньямьембе, сначала установились дружеские отношения, но очень скоро они уступили место серьезным конфликтам. Возраставшее экономическое влияние арабских и индийских купцов шло вразрез с интересами торговцев и вождей ньямвези. Необходимость защищаться от арабов, оказывать им отпор требовала создания раннегосударственного союза. Под воздействием этих внешних факторов и дальнейшего расслоения общества ньямвези на территории некоторых племен, например в Уньямьембе, в середине XIX в. происходило дальнейшее укрепление раннегосударственных институтов. При правителях областей Уньямьембе и Урамбо Фундикире (1830–1848) и Мирамбо (1870–1886) союз родственных племен ньямвези и сукума достиг своего расцвета.
Мирамбо укрепил свою власть над отдельными племенами, ввел регулярную систему налогов и податей, сосредоточил высшую юрисдикцию в руках центрального управления, т. е. главного вождя. Из молодых воинов, предоставлявшихся в его распоряжение некоторыми вождями племен, а также из беглых рабов, носильщиков, погонщиков слонов, наемников, принадлежавших к воинственным племенам нгони (их называли руга-руга), он создал сильное войско. С середины XIX в. оно было вооружено современными ружьями, купленными на побережье у арабов и индийцев. В 1876–1880 гг. Мирамбо контролировал главные торговые пути, ведшие на северо-запад, в Карагве и Буганду, и взимал пошлины с караванов, шедших этими путями в Уджиджи на озере Танганьика. Его столица Урамбо стала важнейшим центром торговли, иногда затмевавшим Уньямьембе (Табора), где господствовали арабы, а вожди ньямвези выступали в роли марионеток.