Вместе с почитанием архитектурного наследия пришло еще одно противоречие, зародившееся в недрах профессии еще во времена Римской Империи и до сих пор присущее Западной архитектуре. Речь идет о размежевании теории архитектуры, с ее пониманием фундаментальных принципов формирования предметов искусства, и практики, непосредственно их производящей.
Римский мыслитель, архитектор и инженер Marcus Vitruvius Pollio (70 BC – 15 BC) утверждал когда-то, что за всю жизнь не уложил не одного кирпича, намекая на самодостаточность отраженной в чертеже творческой мысли. От него пошло понимание архитектора, как ученого и эрудита, носителя сокровенных знаний сущности природы и изобретателя новых форм, отражающих это знание. Строители, ответственные за материализацию идей архитектора, должны были просто следовать его инструкциям. Это полностью переворачивало средневековые представления о Master Builder, дизайнере и строителе в одном лице, чья теория воплощалась в конструкциях, которые, в свою очередь, корректировали теорию. Ренессансная концепция, несомненно, поощряемая последователями Code of Gentility, отдалила архитектора от реалий строительного мира и оставила неиспользованным творческий потенциал строителя. Именно в те времена сформировался образ gentleman-architect – художника и творца, противопоставленный рабочему строительной площадки.
Mannerism и возвращение к классицизму
В первые десятилетия 16 века идеи Ренессанса стали завоевывать все больше сторонников за пределами Италии. На его родине, однако, интерес к классическому наследию начал ослабевать. Причину можно искать в Реформистском расколе Церкви, или утверждении идей Code of Gentility с его постоянным поиском новых средств самовыражения, но равновесие и гармония архитектуры раннего Ренессанса стали вытесняться неистовой экспрессией нового поколения.
Новые настроения в полной мере проявились в проекте лестницы для библиотеки во Флоренции (Laurentian Library Stairway), выполненном Michelangelo в 1524 году (Рис. 2.2.). По сравнению со спокойными линиями Pazzi Chapel, тесно нагроможденные элементы лестницы производят впечатление яростной борьбы за пространство. Основание лестницы почти упирается в противоположную стену, а сдвоенные колонны разрушают структурную логику классического ордера, как бы подвергая сомнению его несущие возможности. Стиль получил название Mannerism, подчеркивающее эмоциональную, творческую и глубоко персональную интерпретацию классического архитектурного языка.
Именно эта переосмысленная версия Классицизма достигла в середине века Северо-Западной Европы, а затем и Америки, где изысканная сложность и уплотненность декора Маньеризма импонировала архитекторам и художникам, привыкших к визуальным эффектам готической архитектуры.
Однако структурные возможности нового стиля не были увидены за броской эмоциональностью фасадов и влияние ренессанса в Европе было ограничено набором стилистических элементов, для освежения продолжающих жить средневековых традиций.
Рис. 2.2. Laurentian Library, Флоренция, Италия, 1524, Michelangelo.
В то время, как просвещенная Европа была занята внедрением идей Маньеризма, итальянцы пережили его эмоциональное потрясение и вернулись к простоте и логике классической архитектуры.
В сороковых годах 16 века Католическая Церковь развернула движение контрреформизма (Counter-Reformation), требуя от протестантов возвращения к принципам и практике ортодоксального католицизма. На волне этих настроений, группа итальянских теоретиков и архитекторов, включая Sebastiano Serlio, Giacomo da Vignola и Andrea Palladio, сформулировала «Объективные правила Классического языка архитектуры» и призвала к строгому следованию законам исторической Ордерной Системы.
В отличие от Alberti, рассматривающего классический Ордер как ключ к пониманию Прекрасного, или Michelangelo, свободно оперирующего его элементами для создания визуального эффекта, новое направление требовало абсолютного ему подчинения. С точки зрения основателей и последователей возрожденного Классицизма, Ордер являлся истиной в последней инстанции, а его скрупулезное применение становилось мерилом профессиональной посвященности.