Карл, не унаследовав от отца его лучших качеств, как и тот совершенно не заслуживал доверия. В своем письме парламенту из Бреды, он со всей определенностью пообещал уважать все искренние религиозные взгляды. Однако дело его не расходилось со словом лишь до тех пор, пока он не утвердил едва ли не самый несправедливый из всех парламентских актов. Согласно ему, любой священник, не признавший к назначенному дню нового молитвенника, лишался сана и своей церкви. В итоге, около двух тысяч честных людей были изгнаны из приходов, прозябали в нищете и бедствовали. За этим законом последовал другой, названный «Актом о собраниях», запрещавший присутствовать на религиозной службе, если она не соответствует молитвеннику, любому человеку старше шестнадцати лет под угрозой тюремного заключения сроком на три месяца за первое нарушение, на шесть — за второе и каторги за третье. Одного этого акта хватило, чтобы переполнились тюрьмы, которыми в те времена служили страшные подземелья.
Ковенантеры в Шотландии тоже хлебнули горя. Ничтожный парламент, известный как «Пьяный», так как самых ва: жньх из его деятелей мало кто видел трезвыми, собрался, чтобы принять законы, направленные против ковенантеров, и заставить всех поголовно придерживаться одинаковых религиозных убеждений. Маркиз Аргайл, понадеявшись на честность короля, доверился ему, но Аргайл был богат, а врагам маркиза хотелось завладеть его богатством. Маркиз Аргайл был осужден за измену на основании нескольких личных писем, где он одобрил — вполне понятно — покойного лорда-протектора, а не веселого верующего короля. Маркиза казнили вместе с двумя видными ковенантерами, а Шарпа, предателя, некогда дружившего с пресвитерианами, а потом отрекшегося от них, назначили архиепископом Сент-Анрусским, чтобы он научил шотландцев любить епископов.
Дела дома шли весело, и Веселый Монарх объявил войну голландцам в основном по той причине, что они мешали Африканской компании, одним из главных владельцев которой был герцог Йоркский, торговать золотым песком и рабами. Предприняв для начала кое-какие военные действия, вышеназванный герцог поплыл к голландскому берегу во главе флотилии из девяноста восьми боевых кораблей и четырех брандеров. Флотилия эта сошлась с голландской, насчитывавшей не меньше ста тринадцати кораблей. В крупном сражении голландцы потеряли восемнадцать кораблей, четырех адмиралов и семь тысяч моряков. Однако оставшиеся дома англичане встретили известие без восторга.
Ведь в тот самый год и в ту самую пору в Лондоне была Великая чума. Зимой 1664 года пошел слух, что кое-где на окраинах Лондона бедняки помирают от хвори, которая называется чумой. В то время новостей не сообщали в газетах, как сейчас, поэтому кто-то поверил слухам, кто-то — нет, и вскоре о них забыли. Но в мае 1665 года весь город заговорил о том, что болезнь лютует в Сент-Джайлсе, и уносит множество жизней. Вскоре, увы, оказалось, что это ужасная правда. Дороги, ведущие из Лондона, были запружены толпами жителей, устремившимися вон из зараженного города, тем, кто мог оказать в этом содействие, платили большие деньги. Болезнь стала теперь распространяться с такой стремительностью, что дома, где лежали больные, пришлось запереть, чтобы оградить от них здоровых. Снаружи каждая дверь была помечена красным крестом и надписью «Боже, смилуйся над нами!». Улицы опустели, дороги поросли травой, стояла мертвая тишина. С наступлением темноты слышался отвратительный скрежет — это был звук, который издавали колеса погребальных телег: их везли люди, скрывавшие лица за сеткой; прижимая к губам платки, под скорбный звон колокольчиков, они громко и важно выкликали: «Выносите своих покойников!» Тела, уложенные в такие катафалки, сбрасывали при свете факелов в громадные ямы, и некому было произнести над ними погребальную молитву: все боялись и на минуту задержаться на краю жутких могил. Дети, охваченные страхом, убегали от родителей, а родители от детей. Одни заболевшие умирали в одиночестве, лишенные всякой помощи. Других закалывали или душили нанятые сиделки, кравшие не только деньги больных, но и кровати. Третьи сходили с ума, выбрасывались из окон, выскакивали на улицы и от боли и отчаяния топились в реке.
Но и этим не исчерпывались все тогдашние кошмары. Дурные и распущенные люди, обезумев от отчаяния, пьянствовали в тавернах, пели шумные песни, заболевали там, выходили и падали замертво. Боязливые и суеверные внушали себе, будто видят необыкновенные картины — пылающие в небесах мечи, гигантские ружья и стрелы. Кое-кто уверял, что по ночам несметные толпы привидений водят хороводы вокруг ужасающих ям. Один умалишенный, раздевшись догола и водрузив на голову жаровню, полную горящих углей, шатался по улицам, крича, что он пророк и предвещает кару небесную утонувшему в грехе Лондону. Второй все время ходил туда-сюда, восклицая: «Еще сорок дней, и Лондон рухнет!» Третий днем и ночью тревожил эхо на зловещих улицах, и у больных холодела кровь при звуке его низкого хриплого голоса, то и дело возглашавшего: «О, Господь, великий и ужасный!».