Новая религия одержала громогласную, но бесполезную победу. Она не проникла глубоко в массы, и, когда в 633 г. в битве при Хитфилде Эдвин был побежден и убит Пендой, королем Мерсии, возвращение Нортумбрии к прежней вере произошло еще стремительнее, чем ее обращение в христианство. Религия еще долгое время оставалась вопросом, по которому короли принимали решения исходя из политических соображений или убеждений, а народные массы им следовали.
В следующем году в Нортумбрии короновался новый король Освальд. Он был воспитан ирландскими монахами Ионы, и с ним прибыл Айдан, который основал в Линдисфарне большой монастырь, ставший подлинной колыбелью христианской религии в Северной Англии, и поставил перед собой задачу обращения в христианскую веру жителей Нортумбрии. Кельтский тип христианской церкви с его простым благочестием и отсутствием централизации гораздо глубже прижился в сердце сурового земледельца-солдата с севера. Некий нортумбрийский поэт следующего столетия так писал о Христе:
Можно сказать, что раннее христианство Нортумбрии стало уникальной смесью героического язычества прошлого с более умеренной, но тем не менее героической верой ирландских христиан. Результат оказался совершенно иным, чем в случае с исходившей от Рима религией подчинения и страха, которая продолжала постепенно овладевать югом Англии. Когда король Пенда в 642 г. победил и убил Освальда, Нортумбрия продолжала оставаться христианской, а через 20 лет последовала христианизация и Мерсии. Тем временем новая вера постепенно проникала в Уэссекс, и только Суссекс, отделенный болотами Ромни и обширными лесами Андредесвальда, оставался языческим.
В 664 г. римские и кельтские христиане встретились в Уитби, дабы урегулировать расхождения по ряду вопросов. Гораздо более серьезные разногласия скрывались за такими мелкими проблемами, как установления даты празднования Пасхи и точной формы тонзуры священника. Кельтское христианство, поскольку оно развивалось в непокоренной Ирландии, было приспособлено к родовому укладу жизни. Устройство церкви приняло здесь форму монастырей, представлявших собой что-то вроде группы отшельников, живущих вместе в скоплении хижин. Земли у них было немного, но и та, что имелась, все еще оставалась общественной собственностью. У кельтской церкви никогда не было местной или приходской организации, а ее епископы были не более чем странствующие проповедники с весьма неопределенной властью над собратьями.
Римское христианство унаследовало все то, что сохранилось от римского порядка и централизации: римское право с его скрупулезным определением собственности и признанием рабства и четко разработанной церковной иерархией. Кроме того, эта церковь уже подверглась сложной системе территориальной организации епархий и приходов. Ближайшим государством с утвердившейся римско-католической церковью, которое к тому же оказывало особенно большое влияние на Англию, была Франция, где феодализм добился наибольших успехов. Победа Рима на соборе в Уитби явилась, таким образом, победой феодализма и всего того, что он нес с собой.
Все характерные черты римского христианства, хорошие и плохие, воплотились в Уильфреде, который впервые выдвинулся в Уитби и впоследствии стал архиепископом Йорка. Суетливый, лукавый и уклончивый по натуре человек, он ревностно заботился об авторитете своей церкви и своем собственном авторитете, поскольку являлся ее представителем; он стал первым из великих клерикальных государственных деятелей, которые приобретут такое огромное значение в последующие столетия. Он плел бесконечные интриги, строил церкви, выговаривал королям и нажил несметные богатства, которые приказал положить рядом с собой на смертном одре. Все это было так разительно не похоже на аскета Кутберта из Линдисфарна, который неделями питался одной лишь горсткой сырых луковиц или молился целый день, стоя по горло в морской воде, но именно религии Уильфреда, а не Кутберта принадлежало будущее.
Поскольку христианские священники были единственным грамотным сословием, они вскоре составили постоянный аппарат государственной бюрократии, легко навязывая свои идеи недалеким королям и тэнам. Особенно сказывалось это в вопросах собственности. Приученные иметь дело с письменными грамотами и духовными завещаниями, они вскоре начали подрывать и без того ослабленные общинные права. Мы можем проследить этот процесс на примере возникновения института бокленда, наряду с фольклендом. Фолькленд, как это явствует из названия, был землей, которой владели по обычному народному праву. Хотя фолькленд не являлся общественной землей, никто не мог считать ее своей полной собственностью, и ею можно было владеть только в рамках сельской общины. Бокленд был землей, пожалованной лорду особой дарственной грамотой. Такое владение укрепляло положение лорда в двух отношениях: экономическом, поскольку оно освобождало его от целого ряда государственных повинностей, падавших на фолькленд (то есть на все остальные земли), и в правовом, так как он получал чрезвычайно устойчивые права на землю, оспаривать которые властен был только королевский суд, или «уитенагемот» (совет старейшин при короле у англосаксов). С другой стороны, права рода все еще имели значение. В законах Альфреда говорится, что бокленд не должен был выходить за пределы рода наследника, если это запрещалось «теми, кто изначально приобрел его», и «теми, кто жаловал ему землю». Первые грамоты на землю получили церковные органы, но, как только выявились все преимущества бокленда, эти земли стали все более востребованы и приобретались магнатами.