Тем временем, король Англии, получив об этом известия, живо поспешил туда, послав легкие войска впереди основных сил, которые получили приказ следовать за ними. Он в свободно вступил в город, поскольку осаждавшие не стали ему препятствовать, но скорее, как бы предоставили ему проход. И теперь, он, с большой смелостью, вывел в боевом порядке свои войска в поле, и французы, увидев, что уступают им в силе, упали духом. И если бы не благоразумие французов, которые с осторожностью взвесили, каковы могут быть для них последствия, этот день воистину мог возвестить, кто должен быть победителем в этом долго длившемся споре. Ведь французы были слишком слабыми, чтобы сражаться, и они благородно отказывались бежать, и при этом, они едва ли могли надеяться уклониться от своего свирепого врага, который выдвигаясь со своей стороны надавил бы на их арьергард, если бы они попытались бежать, все равно как — с доблестью ли или с позором. И поэтому, они убедили своего сеньора, раз уж он оказался в таком стесненном положении, отказаться от сомнительной опасности сражения, но соизволить принять почетный мир. Французский король (это надо признать) был в самом арьергарде своей армии, которая обратила фронт, как будто готовясь отступать, и который отважно и умело противостоял авангарду своих преследователей, в то время, как и король Англии шел во главе своих людей.
Когда король Франции, через посредничество своих ноблей, потребовал переговоров, то они встретились друг с другом, находясь верхом, на небольшом расстоянии между двух армий, который остановились, ожидая результатов встречи. Оказавшись, таким образом, на маленьком пятачке одни и без свидетелей, они оба сняли шлемы, отдавая себя в руки друг друга, на виду у своих стоящих на месте войск. К великой радости воинов, незапятнанных обоюдной кровью, между их вождями последовало соглашение, и приятное всем слово мира было повторено при громких одобрительных возгласах. Эти события произошли, по Божьей милости, в декабрьские ноны (5 декабря 1195 года), и люди радостно разошлись по своим домам, обратив свои воинственные планы на мирные занятия и на празднование приближающегося Рождества. Однако государи при себе хранили условия мира, что они тайно определили между собой, и которые должны были быть провозглашены в согласованное между ними время. Ведь они наверняка не могли, подобающим образом, вновь торжественно встретиться друг с другом для подтверждения столь великого дела, прежде чем должным образом не будет справлено Рождество.
Глава 18.
О том, как короли объявили о согласованном ими договоре, который продлился не долго, и о волнениях в Бретани.
В году 1196 от разрешения Девы, как только начался месяц январь, государи, в сопровождении большой толпы ноблей, встретились друг с другом на границах своих владений на торжественный конклав, на котором должно было быть публично объявлено и подтверждено то, о чем они приватно договорились между собой. Король Франции оставил королю Англии Арко (Arques), О (Eu), Омаль (Aumale), Нёфшатель (Neufchatel) и все те прочие местечки, которые он захватил у него, когда тот находился в плену в Германии, за исключением Жизора и нескольких других замков, за удержание которых, с согласия короля Англии, король Франции оставлял ему все прежде находившиеся под его властью города, что попали в его руки, из-за превратностей войны, а именно — Тур, славный останками Святого Мартина, город Иссуден и много других крепостей в Берри и в Оверни. Изданием статута о штрафах, налагаемых на нарушителей этих соглашений, была предпринята предосторожность для предотвращения всякого недоразумения между двумя государями в будущем. Но как вскоре стало очевидно, любая предосторожность доказала свою бесполезность в деле укрепления предложенного мира.
В конце концов, король Франции, раскаиваясь в том, что он сделал, и негодуя на тех своих подданных, что предлагали миролюбивые советы, стал более склоняться к тому, чтобы нарушить договор, нежели к тому, чтобы его соблюдать. В то же время, король Англии, не удовлетворившись отсутствием компенсации за умаление (хотя и пустяковое) своих границ, нашел, как говорят, в каждой формулировке только что подписанного мира средства и возможности, чтобы раздражать французского короля, уже решившего нарушить договор. Поэтому, еще раз между государями вспыхнула война, чему не могли помешать ни священное время Поста и Пасхи, ни немилосердность непогоды, которая была более суровой и продолжительной чем обычно, ни голод, который сверх меры разбушевался во все провинциях — никакое препятствие не являлось достаточным для того, чтобы побудить их ненадолго отложить свой гнев, который был на какое-то время успокоен увещеваниями их друзей, и во время перемирия все ждали начала нового сезона, когда короли выйдут на бой.