Отдельные сцены нельзя было бы даже технически воспроизвести, например гадания по внутренностям животных, изменение вида и окраски жертвенного огня и т. д. В самом тексте нередко описываются жесты и движения героев, произносящих тот или иной монолог.
В этом не было бы никакой нужды, если бы трагедия разыгрывались перед зрителями. Однако не исключено, что отдельные сцены из трагедий Сенеки могли исполняться и в театре. Впоследствии трагедии Сенеки оказали большое влияние на развитие западноевропейского театра. Долгое время (в средние века и на заре Возрождения) Сенека считался даже единственным представителем античной трагедии: на первых порах греческие трагики были недоступны ученым раннего Возрождения, которые не знали греческого языка.
Трагедии Сенеки изучали и использовали в своей творческой практике Шекспир, испанские драматурги и особенно представители французского классицизма — драматурги Корнель и Расин.
Тираноборческие мотивы в трагедиях Сенеки привлекали писателей эпохи Просвещения — Дидро, Лессинга и других.
АТЕЛЛАНА И КОМЕДИЯ
Из других видов драмы в Риме продолжали исполняться паллиата, тогата, ателлана и особенно мим. В императорскую эпоху часто пользовались ателланами и мимами для намеков на политические события. Во время правления Тиберия (14—37) одно место в ателлане, ассоциирующееся с распущенностью императора, было встречено с шумным одобрением. Приближенные не раз жаловались Тиберию на дерзость актеров ателланы. Император письменно обратился к сенату с указанием на необходимость запрещения постановок ателланы. В правление Калигулы (37—41) за насмешки над императором актер одной ателланы был сожжен живым в амфитеатре на глазах у публики.
Ателлана шла не только в Италии, но и в северных варварских провинциях, и особенно в Германии. Причиной этого была доходчивость ее содержания, а сознательное преувеличение тех или иных человеческих недостатков способствовало более живому восприятию проходящих перед зрителем событий.
Изображения масок ателланы дошли до нас от эпохи империи, с одной стороны, с юга Италии, например из Тарента, с другой стороны, из Кельна, Бонна, Вормса и других мест Германии. Все эти маски обнаруживают поразительное сходство друг с другом. Они представляют человеческое лицо с длинным и кривым носом, косым ртом, с асимметричными бровями, с лысой головой. Рот иногда широко открыт; на носу, на лбу и на темени — бородавки. Кроме обычных четырех персонажей — Макка, Буккона, Паппа и Доссена — в ателлане выступали и существа сказочного мира Мандук и Ламия, доставлявшие немало удовольствия не только зрителям италийской родины, но и непритязательной публике северных ее провинций.
Паллиата и тогата шли на сцене реже, чем ателланы. Знаменитый учитель красноречия в Риме Квинтилиан (ок. 30—96 гг.) неоднократно касается комедии в своих «Риторических наставлениях ». О комедии Теренция «Евнух» он пишет так ярко, что получается впечатление, будто читатель видит пьесу в театре. Квинтилиан приводит го место из начала «Евнуха», где Федрия, подозревая измену, выражает возмущение просьбой Фаиды оставить ее на два дня и в то же время сомневается — надо ли исполнять желание своей возлюбленной. Квинтилиан дальше говорит, что комический актер, играющий нерешительного человека, должен делать паузы при каждом слове, менять голос и мимику, но в то же время «речь ораторская, — замечает он в соответствии с задачами своего трактата, — не терпит излишних приправ»[345].
Светоний в биографии Нерона сообщает о представлении тогаты Афрания «Пожар», приводя при этом некоторые подробности, свидетельствующие о снижении театральных вкусов того времени.
При постановке этой комедии на сцене действительно горел дом и актеры спасали имущество. Они получили при этом разрешение присваивать себе все, что попадало им в руки.
Актеры комедии до конца I в. н. э., а может быть, и позже получали систематическое образование. Учителя красноречия советовали своим ученикам учиться у них правильному произношению, умению держать себя, мимике и жестам. Игра актеров стала более реалистичной, но говорили в театре, по-видимому, несколько нараспев, как об этом заставляет думать одно место из Квинтилиана, где он жалуется, что в школах и судах речи произносятся певуче: «Я не нахожу ничего бесполезнее и непристойнее, — пишет он по этому поводу. — Ибо, что меньше приличествует оратору, как театральное произношение, и иногда похожее на возгласы пьяных или пиршествующих своевольников»[346]. Все жесты и движения были строго разработаны. Походка стариков, солдат, замужних женщин, юношей была более медленной, девушки, рыбаки, рабы, параситы двигались быстрее.
345
Квинтилиан, Двенадцать книг риторических наставлений, т. II, кн. XI, гл. 111, Спб., 1834, стр. 404—405.