А.Ф.Лосев
ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ (ВЫСОКАЯ КЛАССИКА)
Посвящается Азе Алибековне Тахо-Годи
Вступительные замечания
Настоящая книга представляет собой продолжение двух других книг того же автора - "История античной эстетики (ранняя классика)" (М., 1963, в дальнейшем цитируется как первый том) и "История античной эстетики (Софисты, Сократ, Платон)" (М., 1969, в дальнейшем цитируется как второй том).
Третий и четвертый тома "Истории античной эстетики" заканчивают изложение того большого периода античной эстетики, который мы называем периодом классики. Этот период классики, как и во всех последующих культурах, характеризуется объективизмом эстетических построений, их строгостью и простотой, а также подчинением всего субъективного этим объективным структурам. Весь период классики занимает в античной эстетике века с VI по IV до н.э. в Греции. Как мы показали в предыдущем томе, период античной классики приходится на раннее рабовладение, которое сменило собою предшествующую общинно-родовую формацию с ее первобытным коллективизмом и тем самым освободило отдельную личность от общинных авторитетов, создав новое объединение свободных собственников, так называемый полис. Как показал Маркс, основной экономической единицей тут пока еще является не раб, но мелкий свободный собственник, при котором имеется небольшое количество рабов в виде помощников хозяина в процессе производства. Пока существовало равновесие свободных и рабов, в Греции существовало то, что мы теперь называем периодом классики. Однако чрезвычайно быстрое развитие рабовладения создавало не только новые социально-политические структуры, но и структуры в области эстетической мысли.
Первая ступень античной классики характеризуется слабым, можно сказать, младенческим состоянием рабовладения. Однако уже и здесь благодаря рабскому труду личность достаточно освобождается для того, чтобы отделять умственный труд от физического (чего как раз не было в предыдущей общинно-родовой формации) и тем самым создавать совершенно новые мировоззренческие структуры. Нерасчлененный коллективизм ближайших родственников в эпоху общинно-родовой формации приводил к тому, что человеческое сознание переносило в обобщенном виде общинно-родовые отношения на всю природу и на весь мир. Мир оказывался предельно обобщенной родовой общиной, откуда и вытекал характерный для того времени способ мышления - мифологический. Мифология и есть не что иное, как предельно обобщенная и универсальная мировая родовая община, поскольку боги, демоны и герои представляют собою такие силы природы, которые трактованы как члены универсальной родовой общины, основанной на коллективизме ближайших родственников. Это самое мифологическое мышление и расшатывается в период рабовладения, когда значительная область производительных сил состоит из рабов, то есть людей, трудящихся на манер домашних животных в непосредственно данных границах живого организма без всякого применения и развития собственных умственных способностей. Развитие ума оказалось привилегией свободных людей. Освобождаясь от общинно-родовых авторитетов, сознание тем самым пыталось освободиться и от мифологии, заменяя ее чисто умственными структурами, приводившими уже не к мифологическому, но к натурфилософскому образу мышления. Мир предстал теперь в виде материальных стихий, все еще живых и одушевленных, но лишенных антропоморфической разумности; такое разумное понимание космоса уже требовало своих собственных и специфических формулировок. Так родилась досократовская натурфилософская эстетика.
Ранняя классика, таким образом, является прежде всего космологической, поскольку живой, одушевленный и чувственно воспринимаемый космос был тогда лишь предельным обобщением того живого человеческого организма, который производил только в силу непосредственно свойственных ему живых сил, управляясь теми или иными законами, не выходившими за пределы его самого и имманентно ему соприсущими. Числа пифагорейцев в раннюю эпоху отличаются от руководимых числами материальных стихий, но неотделимы от них и часто тоже трактуются у пифагорейцев вполне материально. Логос Гераклита неотделим у этого философа от его основной стихии, космического первоогня, и не является каким-нибудь надматериальным или надкосмическим началом. Это начало и есть у Гераклита сам огонь, только взятый в своем структурном оформлении. То же самое необходимо сказать и о "корнях" Эмпедокла, и о гомеомериях Анаксагора, и об атомах Демокрита, и о воздушном мышлении Диогена Аполлонийского.