Он обращался от нее к учению софистов, но здесь его еще более отталкивала пустота скептицизма и соблазн риторического убеждения. Сознательно обращаясь против последнего, он единственным путем к выходу из безнадежного и бесплодного скептицизма признавал такое пользование словом, при котором каждый довод говорящего мог тотчас найти подтверждение, ограничение или опровержение со стороны собеседника. Другими словами, риторическому методу софистов он противопоставил метод диалектический; в этом его бессмертная заслуга перед духовной культурой.
А впрочем, мы не можем сказать, прибавил ли он к теории научимости arete, которую он после некоторого колебания заимствовал у софистов, еще другие положительные догматы. Мы представляем себе его вечным искателем, своими вопросами и беседами будившим сознание своих сограждан; при этих беседах стали получаться те или иные положительные выводы, которые он, однако, считал плодами не собственной мысли, а мысли своего собеседника или, вернее, того logos'a, который в данную минуту воплощался в их беседе. И он более всего заботился о том, чтобы честное служение этому logos'y не нарушалось никаким недомыслием или пристрастием. Быть может, Сократ сам не добыл ни одного из тех догматов, которые впоследствии считались характерными для «сократических» школ, но он выковал тот меч, с помощью которого они были добыты все, и этим мечом был logos.
Обаяние сократовских бесед сделало учителя одной из популярнейших фигур послеперикловских Афин и собрало вокруг него кружок не очень многочисленных, но ревностных учеников. Из них одни позднее поведали потомкам о деятельности своего учителя; другие продолжали его дело, созидая положительные идеалы на расчищенной его диалектикой почве, — таковыми были Антисфен, Аристипп и в особенности Платон; третьи, наконец, после нескольких лет общения с ним вернулись к практической жизни.
Именно эти последние и стали причиной его гибели. Строгие демократы не могли забыть, что и Алкивиад, изменивший своей родине в решающую годину сицилийской экспедиции (414 год до Р.Х.), и Критий, принявший после ее разгрома из рук спартанцев тираническую власть над ней (404 год до Р.Х.), были учениками Сократа. Вскоре после восстановления демократии он был обвинен как развратитель молодежи и, не желая ни воздействовать на судей притворным смирением, ни воспользоваться одним из средств побега, которые ему были предоставлены его друзьями, умер смертью праведника в 399 году до Р.Х.
Из сократовской школы общая тема всех бесед, arete, вышла преображенной в двух отношениях. Во-первых, она мало-помалу потеряла то значение «доблести», которое ей было свойственно в предыдущие эпохи, и получила взамен его значение нашей нынешней «добродетели». Во-вторых, — и это было последствием глубокой сознательности самого учителя, — она была неразрывно соединена со знанием. У бессознательной добродетели ходячей морали была отнята всякая ценность; истинно добродетельный человек должен был быть в состоянии отдать отчет в своей добродетели; таковая несомненно была знанием. Спрашивалось только, знанием чего? Эта последняя примета наложила свою печать на всю античную послесократовскую мораль; она была моралью интеллектуалистической, — и нужно было явиться гению блаженного Августина (V век по Р.Х.), чтобы противопоставить ей, как морали языческой, новую христианскую волюнтаристическую мораль.
Развитие школы Сократа принадлежит IV веку до Р.Х. Из его творчески одаренных учеников один, Аристипп Киренский, в своих рассуждениях о сущности добродетели увидел себя вынужденным отождествить ее с каждым в данном случае большим удовольствием, ради которого мы жертвуем меньшим, и стал, таким образом, творцом так называемой гедонистической (от hedone — «удовольствие») морали. Она сама себя опровергла в лице его позднейших преемников: так как большим удовольствием пришлось признать более длительное, длительное же удовольствие превращается в простое безболие, то мало-помалу проповедь удовольствия превратилась в проповедь абсолютного безболия — то есть смерти.