Примером построения эпиникия у Пиндара может служить второе стихотворение из сборника в честь победителей на играх в Олимпии. Оно адресовано Ферону, властителю сицилийского города Акраганта. Кони Ферона одержали победу на состязании колесниц, а в таких случаях «победителем» обычно провозглашался владелец коней. Ода Пиндара прославляет фиктивного «победителя», отягощенного в это время заботами об упрочении своего владычества. Пиндар начинает с обращения к «гимнам, властителям струн»: «какого бога, какого героя, какого мужа мы будем воспевать?» В нескольких строчках следует ответ, исчерпывающий всю официальную программу эпиникия: указывается место победы, характер состязания, имя победителя. Ферон — «опора Акраганта», «краса славных предков», представитель рода, испытавшего некогда бедствия, но вновь достигшего благосостояния своими «доблестями». Это создает переход к вопросам общего порядка. Сначала сентенция даже отец всего Хронос (время) не может сделать бывшего не бывшим, но радости дают забвение от страданий; в качестве примеров приводится миф о героинях, которые после великих страданий удостоились принятия в круг богов. Новая сентенция: на людей попеременно надвигаются «потоки радостей и тягот»; примером служит уже род самого Ферона, начиная от его мифологического предка Эдипа. Теперь Пиндар возвращается к победе Ферона, к его «богатству», украшенному «доблестями». Вера Ферона в загробное воздаяние служит предлогом для введения нового мифа, описания беспечальной жизни на «острове блаженных». Затем, после резкого выпада против «ученых», которым противопоставляется «мудрец», много знающий от природы, даются заключительные славословия по адресу Ферона, как «благодетеля» своего города. Таким образом, центральную часть оды занимают сентенции и мифы, окаймленные с обеих сторон похвалой в честь победителя. Это обычный тип построения у Пиндара.
Стиль Пиндара выделяется своей торжественностью и пышностью, богатством изысканных образов и эпитетов, зачастую сохраняющих еще тесную связь с образной системой греческого фольклора. Пиндар стремится максимально повысить выразительную энергию стиха. Каждое слово полновесно, все второстепенное, неяркое отбрасывается; поэт как бы скользит по вершинам мыслей и образов, опуская соединительные звенья. Хвалебный гимн, по его собственным словам, перелетает, «подобно пчеле», с одной темы на другую. Эти особенности затрудненного стиля Пиндара, в котором связь образов и мифологических представлений преобладает над связью понятий, воспринимались в XVI — XVIII вв. как «лирический беспорядок» и «лирический восторг», что и легло в основу высокопарного «пиндаризирования» поэтов этого времени.
Вот образец стиля Пиндара:
По своей ритмической структуре ода Пиндара строфична. За двумя одинаковыми строфами (строфа и антистрофа) следует очень часто третья, отличная от них по структуре (эпод), и этот комплекс из трех строф, расположенных по схеме а а в, повторяется несколько раз в той же последовательности (а а в, а а в...). Приведенный отрывок содержит первую строфу и антистрофу первой оды из сборника в честь победителей на пифийскихиграх.
До сравнительно недавнего времени Пиндар был единственным хорическим лириком, от которого сохранились цельные произведения. В 1896 г. были найдены два папирусных свитка, содержащие двадцать стихотворений современника Пиндара и его литературного соперника, Вакхилида (родился в конце VI в.), племянника Симонида Кеосского. Большинство этих стихотворений относится к жанру эпиникиев. Хотя Вакхилид обслуживает зачастую тех же заказчиков, что и Пиндар, однако ему чужд непреклонный аристократизм Пиндара. Он восхваляет «доблесть», но понимает ее не как совокупность традиционных качеств аристократа, а как способность быть на высоте любой задачи. «Бесчисленны доблести людей, но одна — впереди всех, доблесть того, кто в каждом деле руководится правильными мыслями». Стиль Вакхилида отличается спокойной плавностью, у него нет той пышности и, вместе с тем, темноты, которая характерна для Пиндара. Однако гораздо больший исгорико-литературный интерес, чем эпиникии Вакхилида, представляют его дифирамбы. Они имеют характер баллад, в которых лирически разрабатываются отдельные эпизоды мифа. Видное место занимают афинские предания — результат роста политического значения Афин после греко-персидских войн. Один из этих дифирамбов, повествующий о прыжке афинского героя Фесея (Тезея) в море, в чертог его отца Посидона, с целью найти брошенное туда кольцо, создает мифологическое обоснование морской гегемонии Афин. Другой дифирамб на тему о том же Фесее интересен своей диалогической формой: он построен в виде беседы афинского царя Эгея с хором и в этом отношении представляет собою промежуточное звено между хоровой лирикой и драмой.