Мы отмечаем разницу между краткими гласными «ипсилон» и «омикрон» и долгими гласными «эта» и «омега», однако опускаем диакритические знаки: они отнюдь не помогли бы читателю, не знающему древнегреческого. Что касается знатоков древнегреческого, им подобные указания не требуются; они знают, где какой значок стоит, а в случае сомнений они всегда могут свериться со словарем или с моим «Введением».
Разумеется, передача древнегреческих слов грешит непоследовательностью, но мы предпочитаем непоследовательность педантизму и не хотим больше необходимого смущать читателей. Мы надеемся, что они отнесутся к нашему опыту благосклонно и не станут судить нас слишком строго. В английском, русском, как и в любом другом языке, много исключений. Так, по-русски пишут «Аристарх Самосский» и «Евдокс Книдский». Древнегреческие имена транслитерируются на латинский лад, за исключением византийских имен (Пселл, Мосхопул). Современные греческие имена следует писать и произносить в соответствии с пожеланиями их носителей (например, «Венизелос»).
7. Употребление прописных букв. Мы старались свести прописные буквы к именам собственным и реже использовать их для существительных нарицательных. Однако встречаются спорные случаи. Так, Земля, Луна, Солнце написаны с прописной, когда имеются в виду небесные тела, а не просто земля, просто солнце и лунный свет.
Часть первая
Восточные и греческие источники
I. Зарождение науки
Когда зародилась наука? Где она началась? Она началась там и тогда, где и когда люди пытались разрешить бесчисленные проблемы жизни. Первые решения были просто уловками, средствами для достижения цели, но для начала годились и они. Постепенно уловки сравнивались, обобщались, обдумывались, упрощались, между ними устанавливались взаимосвязи, они объединялись; ткань науки плелась медленно. Первые решения были мелкими и неуклюжими, но что с того? Росток Sequoia gigantea высотой в два дюйма не слишком заметен, и тем не менее это секвойя! Кто-то скажет, что нельзя вообще говорить о науке, пока не достигнута определенная степень абстракции, но кто измерит эту степень? Когда первый математик понял, что есть что-то общее между тремя пальмами и тремя осликами, насколько абстрактной была его мысль? Или когда первобытные теологи постигали невидимое присутствие высшего существа и таким образом как будто достигли невероятной степени абстракции, был ли их замысел по-настоящему абстрактным, или он был конкретным? Они допускали существование Бога или видели Его? Были ли первые допущения всего лишь уловками, или они включали в себя рассуждения, религиозные или художественные приемы? Были они рациональными или иррациональными? Была ли ранняя наука всецело практической и прикладной? Была ли она чистой наукой, наукой самой по себе, или смесью науки с искусством, религией и магией?
Подобные вопросы тщетны, потому что им не хватает определенности, а проверить ответы невозможно. Лучше временно отставить в сторону представление о науке как таковой и заняться только определенными задачами и их решением. Задачи эти вполне можно себе представить, потому что потребности человека нам известны. Человеку нужно было кормить себя и свою семью, найти убежище от плохой погоды, нападений диких зверей или других людей и так далее. Наши представления не случайны, так как сопровождаются большим количеством наблюдений. Для начала, на археологических раскопках обнаруживаются памятники, которые помогают нам понять, как выглядели предметы и орудия, созданные нашими предками, понять, как они ими пользовались, и угадать их намерения. Изучение языков проливает свет на древние слова, которые похожи на ископаемые остатки древних предметов или древних идей. Антропологи знакомят нас с обычаями и традициями первобытных людей. И наконец, психологи анализируют то, как реагируют дети или люди с отставанием в психическом развитии на те задачи, которые приходилось решать первобытным людям. Объем полученных таким способом разносторонних сведений поистине огромен – на то, чтобы его охватить, не хватит жизни. На страницах книги невозможно описать данный объем знаний; можно дать лишь несколько намеков.
Для того чтобы немного упростить задачу, давайте допустим, что первобытные люди, о которых идет речь, уже решили некоторые из самых насущных задач, ибо в противном случае пришлось бы поставить под сомнение само их существование, не говоря уже о материальном или духовном развитии. Допустим, что они уже научились добывать огонь и знакомы с азами сельского хозяйства. Их – точнее, некоторых из них – уже можно считать учеными и специалистами; возможно, они уже беседуют о «старых добрых днях», когда жизнь была опаснее, зато проще и человеку не нужно было столько всего запоминать. Я говорю «беседуют», потому что к тому времени у них определенно развилась речь, хотя они еще не умеют писать; более того, они даже не подозревают о такой возможности. На том этапе и в течение еще долгого времени письмо не является ни жизненно важным, ни необходимым.