Однако появление «Щ-301» в бухте Локса не вызвало столь бурной реакции эстонцев, как это предполагалось, и огонь ими не открывался. Подводной лодке пришлось довольствоваться благополучным уходом в море. После этого подводная лодка продолжила свое плавание на запад от острова Кери, когда по радио был принят приказ о начале блокады Эстонии.
Приказ содержал указание проверять все суда, покидающие Эстонию, а также всех пассажиров и весь груз на их борту. Предполагалось, что эстонское правительство будет пытаться покинуть страну и, возможно, будет находиться на каком-либо судне. В случае, если какое- либо судно не остановится или попытается оказать сопротивление, разрешалось открывать по нему огонь. Национальная принадлежность судна не имела значения. То же самое относилось и к самолетам.».
Утром 14 июня в патрулировании над морем приняли участие самолеты ДБ-ЗТ из состава 1-го минно-торпедного авиаполка (МТАП) ВВС КБФ. Надо сказать, что к рассматриваемому моменту ДБ-ЗТ был единственным типом современного скоростного самолета в составе ВВС РККА и ВВС ВМФ, который был способен действовать практически в любых метеоусловиях и время суток, поскольку был оснащен радиополукомпасом РПК-2. По сравнению с более многочисленными бомбардировщиками СБ, ДБ-3 имел гораздо большую дальность и бомбовую нагрузку, а эффективность его оборонительного вооружения была выше из-за лучшей маневренности оружия. Впрочем, работы хватало всем. К патрулированию прибалтийских берегов были привлечены даже устаревшие летающие лодки МБР-2, которыми были оснащены разведывательные полки и отдельные эскадрильи.
Ко всему прочему, 1-МТАП имел богатый боевой опыт, поскольку с первых дней принимал участие в «зимней войне». В рассматриваемый период полком командовал полковник Ш.Б.Бедзинашвили, выдвинутый на этот пост с должности командира 5-й эскадрильи в начале 1940 г. Вот, что пишет в своей книге «Над тремя морями» (Изд. 2-е, с.12) генерал-лейтенант Петр Хохлов, «23 июня 1940 года два наших экипажа во главе с командиром авиаполка Ш.Б.Бедзинашвили вылетели в разведку в северо-западную часть Балтийского моря. Ведомый экипаж возглавлял командир звена капитан М.А.Бабушкин (штурман лейтенант Константин Виноградов, стрелок-радист сержант В.А.Лучников). Ведущий состоял из командира полка, меня и стрелка-радиста сержанта Казунова.
Пасмурное утро. Моросит дождь. Летим над Финским заливом. Стараемся обходить районы с низкой облачностью и потому часто меняем курс полета. Наконец подходим к Таллинну. И тут небо засияло, море заискрилось, открылась прекрасная видимость.
Километрах в трех-четырех от города я заметил, как с аэродрома Лагсберг взлетел самолет. Он берет курс в сторону Хельсинки.
– На перехват! – отдает распоряжение полковник Бедзинашвили.
– Наверняка бесконтрольный, надо завернуть его обратно.
Отчет о вылете на разведку 14 июня 1940 г., представленный командиру 24-й истребительной эскадрильи (LeLv24) майору Густаву Магнуссену фельдфебелем Илмари Юутилайненом.
– Сближаемся с самолетом Ю-52 без каких либо опознавательных знаков. Я открыл астролюк своей кабины, приподнялся и рукой показал пилоту, чтобы разворачивал машину в сторону аэродрома. Но «юнкере» летит прежним курсом да еще увеличивает скорость. Мы дважды пересекли ему курс, подали знаки: «Требуем возвращения!» неизвестный экипаж игнорировал наши требования.
– Предупредить огнем, – передает командир.
Несколько трассирующих очередей проходят впереди кабины «юнкерса», но и это не меняет дела. Мы так близко от преследуемого самолета, что видим через его иллюминаторы пассажиров в переполненном салоне, их самодовольные физиономии. Нам показывают кулаки, грозят пистолетами. После этого самолет-нарушитель был сбит.»
В последней цитате есть маленькая неточность, «Калева» сбили не 23-го, а 14 июня. Любопытно, что в финском журнале «lllamailu» №№7-8/1941 г. был опубликован рассказ очевидца этого эпизода, который был передан со слов Г.Бушманна (G.A.W.Buschmann), возглавлявшего перед войной планерный клуб Таллина. По его словам,«один из его пилотов по имени Орад Манг служил в то время в армии на маяке Кери. Он следил с маяка за окружающим пространством и в течении двух недель наблюдал одну или две русские подлодки, находившиеся на авиатрассе почти в середине Финского залива. 14 июня он видел приближение «Калева» со стороны эстонского берега и двух советских СБ-2, которые подошли с двух сторон к финскому самолету на дистанцию не более 50 м. Их совместный полет продолжался до острова Прингля и тогда один СБ опустился немного ниже и сразу после этого на другом советском бомбардировщике стрелок поднялся в башню и открыл огонь из пулемета по «Калеву». «Юнкере» пролетел две или три мили, после чего огонь был открыт снова, но «Калева» продолжал лететь на высоте 400-500 м. СБ-2 который стрелял спустился ниже, а другой зашел с другой стороны и, приблизительно находясь над островом Кери, открыл огонь. Через короткое время на «Юнкерсе» остановился левый двигатель, появился дым, а затем и пламя. Накренившись влево, «Калева» упал в море…»
В 14:06 для экипажа и пассажиров «Юнкерса» все было кончено, но события в этом квадрате продолжали развиваться, так как неподалеку находились рыболовные суда и, самое главное, в шести милях от места падения финского самолета патрулировала советская подводная лодка «Щ-301». О том, что было дальше, можно узнать из рассказа Бориса Галкина: «Экипаж «Щ-301» наблюдал, как русские истребители сбили пассажирский самолет, летевший из Эстонии на север. Самолет упал в районе маяка Кери. На воде плавали обломки самолета. Вализы, в которых находилась американская дипломатическая почта, и чемодан с французской дипломатической почтой были подняты на борт подводной лодки. Также были найдены личные документы финского летчика. Только из них экипаж подводной лодки узнал о национальной принадлежности сбитого самолета.».
Несмотря на то, что до места падения самолета было всего шесть миль, «Щ-301»двигалась явно неторопливо и подошла к этому месту только в 14:55. В результате этого на месте катастрофы первыми оказались пять эстонских рыболовецких малотоннажных судов. Рыбаки подняли из воды некоторые вещи, которые сдали в главное полицейское управление эстонской полиции. Причем, узнав, при каких обстоятельствах получены эти предметы, начальник полиции лично^) участвовал в их приеме. Сохранившийся перечень этих предметов позволяет установить, что не все важные документы достались советским морякам, так рыбаки сдали один опломбированный мешок дипломатической почты, несколько портфелей, деньги в банковской упаковке, предметы одежды, десять обломков самолета, записные книжки пассажиров и обоих членов экипажа, бухгалтерские книги, немецкий паспорт, спасательный жилет и … чей-то скальп.
Как только связь с «Калева» прекратилась, в КДП аэродрома Мальме зазвенел телефон. Звонил дежурный офицер с базы на острове Сантахамина, где находились финские посты ВНОС. Трубку поднял руководитель полетов Видар Далстрем, который позже вспоминал: «Разговор был коротким. У меня спросили должен ли прилететь на Мальме из Таллина самолет, на что я ответил утвердительно. После этого было сообщено, что их посты видели горящий самолет, который упал в море, после чего он предположил, что это был наш самолет…» Необходимо отметить, что гибель «Калева» наблюдали также с островов Исокари и Рюсокари. В связи с тем, что совместный полет самолетов длился довольно долго, можно предположить, что данные о советских самолетах, которые ведут себя недружелюбно, должны были рано или поздно поступить на КДП Мальме.
Спустя короткое время для выяснения обстановки в район падения «Калева» был оправлен морской разведчик «Блэкберн Райпон», однако, его экипаж видимо отклонился от курса и ничего не обнаружил. Там же, на Мальме, находилась и финская истребительная эскадрилья LeLv24, только недавно получившая новенькие американские «Брюстеры»239. Вместе с находившимися на вышке КДП аэродрома Мальме руководителем полетов полетов Видаром Далстремом и срочно вызванным генеральным директором авиакомпании «Аэро» Гунаром Столе за обстановкой следили командир LeLv24 майор Густав Магнуссон и фельдфебель Илмари Юутилайнен. В своей книге «Назло красным пилотам», в которой он, в частности, пишет: «Я слушал с Магнуссоном сообщения вылетевшего разведчика, но тот не мог сообщить ничего определенно – го. Так как я был в тот день в числе дежурных, то мой самолет был в немедленной готовности к взлету. Разочарование от результатов разведки экипажа «Райпона» вскоре отразилось на лице Магнуссона и, повернувшись ко мне, он бросил:«Дуй на разведку».».