В начале ноября произошла и смена командования части. Подполковник А.Биба, имевший большой опыт формирования и подготовки авиачастей, убыл в распоряжение начальника ВВС ВМФ. Командиром полка стал его бывший заместитель майор Н.Токарев, заместителем — командир одной из эскадрилий капитан Ф.Костькин — тот самый, который в начале 1943 г. возглавит 24-й МТАП ВВС Северного флота.
Боевая работа аналогичного характера продолжалась и в последующие месяцы. После эвакуации наших войск из Керчи 2- й МТАП переключился на бомбардировку целей перед фронтом Севастопольского оборонительного района (СОРа), с конца декабря поддерживал высадившиеся на Керченском полуострове десанты. В начале декабря новый командуюший ВВС ЧФ генерал- майор Н.А.Остряков (сменил генерал-майора В.А.Русакова в ноябре) отдал распоряжение о перебазировании звена из состава 2-го МТАП непосредственно под Севастополь на аэродром Херсонесский маяк. 3 декабря приказ был выполнен. С этой взлетной полосы бомбардировщики могли действовать по текущим заявкам командования перед фронтом оборонительного района днем с непосредственным сопровождением истребителей. К сожалению, малые размеры аэродрома, находившегося к тому же в пределах дальности стрельбы немецкой полевой артиллерии, не позволяли разместить здесь большего число самолетов. Те, что были, в промежутках между полетами отстаивались в выдолбленных в скальной породе капонирах. Командовал звеном старший лейтенант М.Буркин, ставший впоследствии Героем Советского Союза и командиром 5-го гвардейского МТАП, летчиками были старшие лейтенанты И.Мурашев и В.Мироновский.
Развалины Севастополя.
Румынские минные заградители «Мурджеску» и «Дачия», являвшиеся достаточно крупными боевыми кораблями противника, не раз привлекали внимание авиации Черноморского флота.
Надо признать, что переброска пусть даже небольшой части сил на передовой аэродром была сделана весьма своевременно — 17 декабря 11-я армия Манштейна начала второй штурм главной базы Черноморского флота. Тройка «Ильюшиных», благодаря небольшой дальности до целей, могла по несколько раз в день взлетать с испещренной воронками взлетной полосы и наносила весьма эффективные удары по позициям вражеской артиллерии и подходящим резервам. По этой же причине за счёт большей части горючего экипажи могли брать полную бомбовую нагрузку (десять «соток» в бомбоотсек и до трёх «пятисоток» на подфюзеляжных бомбодержателях). Ночью в небе над Севастополем базировавшиеся на Херсонесе бомбардировщики сменяли самолеты остальных эскадрилий полка. Однако уже на второй день штурма обстановка обострилась настолько, что в дополнение к звену Буркина на Херсонесский маяк прибыло еще два ДБ-3 комэска капитана Ф.Чумичева и старшего лейтенанта А.Агапкина. Эти машины приходилось ставить под открытым небом, где они в любой момент могли быть уничтожены. Впрочем, застать их на аэродроме было не так просто — в дни отражения штурма пилоты эскадрильи Чумичева совершали по три — четыре вылета в день. К счастью, потерь долгое время не было, так как плохая погода серьёзно затрудняла действия немецких истребителей, но 27 декабря один ДБ-3 был потерян при взлете с полуразбитой ВПП. Поскольку накал боев к этому времени начал стихать — немцы прекратили штурм из-за высадки наших морских десантов под Керчью и Феодосией, число действовавших в составе авиагруппы СОРа «Ильюшиных» вновь сократили до трех.
Боевая работа, хотя и не с такой высокой интенсивностью, продолжалась и в последующие месяцы. Целью № 1 являлись немецкие аэродромы, а следующей по приоритетности — позиции осадной артиллерии. Потери при этом были весьма незначительны — один самолет в январе и два в феврале, причем один из них по небоевой причине. Обстановка на Черном море в этот период была сравнительно спокойной — казалось, что дальнейшее продвижение противника остановлено, и вскоре он сам побежит с крымской земли. В этот период части Люфтваффе были скованы на других участках фронта, наши же наоборот набирали силу. В начале февраля аэродром Херсонесский маяк был расширен, и с 8-го числа туда с Кубани перелетели шесть «Ильюшиных» во главе с комэском Чумичевым. Вылеты девяткой стали более эффективными, круг решаемых задач расширился. Усилия и боевые успехи части были отмечены присвоением ей 3 апреля гвардейского звания, после чего 2-й МТАП стал 5-м гвардейским минно-торпедным авиаполком. С весны «Ильюшины» начали привлекаться к воздушному обеспечению морских конвоев, и однажды одиночный ДБ-3 смог расстроить атаку немецких торпедоносцев, повредив один из них. Для нас же наиболее интересными являются попытки командования ВВС ЧФ возобновить действия на морском направлении.
В середине марта Нарком ВМФ издал очередную директиву, в которой требовал от флота активизировать минную войну на коммуникациях противника. Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский ответил в том смысле, что главная задача флота — защита Севастополя, и наличных сил недостаточно даже для этого. Кузнецов указал, что, действуя на коммуникациях, флот как раз и защищает Крым. А адмиралу Октябрьскому ничего не оставалось делать, как поставить перед ударной компонентой Севастопольской авиагруппы и эту задачу. Уместно также заметить, что за неполный год боевых действий лётный состав 5-го ГМТАП значительно обновился. По состоянию на 16 апреля лишь пять самолетов авиаполка имели оборудование для постановки мин и сбрасывания торпед. Низкое торпедометание могли осуществлять И экипажей и ещё шесть — высотное. В результате первые вылеты на морском театре экипажами торпедоносцев Ил-4 выполнялись с использованием только осколочно- фугасных авиабомб небольших калибров.
2 апреля два звена Ил-4 по данным воздушной разведки вылетели для атаки «транспортов, обнаруженных в районе севернее Констанцы». На самом деле нашему разведчику удалось застать в море отряд румынских минных заградителей, занятых постановкой противолодочных минных полей вдоль фарватера Констанца — Сулина. Одновременно заграждения ставили две группы кораблей, в которые входили минные заградители «Амирал Мурджеску» и «Дачиа». В качестве первой ударной волны в воздух поднялось по звену Ил-4 и СБ. Вскоре звено Ил-4 обнаружило отряд с минзагом «Дачиа» во главе и отбомбилось по вражескому флагману. Прямых попаданий не было, но близкий разрыв нанес заградителю легкие повреждения, ранив на его борту пятерых моряков. Кого бомбило звено СБ точно не ясно — с борта румынских кораблей их вроде бы даже не видели, зато один бомбардировщик в Севастополь не вернулся. Спустя полчаса второе вылетевшее звено «Ильюшиных» атаковало шедший в авангарде румынского соединения миноносец «Сборул». Несмотря на то, что бомбометание осуществлялось с высоты около 3000 м, нашим летчикам снова удалось добиться близких разрывов, ранивших двух человек. Поскольку к моменту атаки минные поля уже были выставлены, сорвать их постановку не удалось, но опасение новых ударов с воздуха затормозило выполнение румынского плана по минированию примерно на 1,5 месяца.
Малочисленность севастопольской группы и обилие стоявших перед ней задач обусловили большие перерывы в действиях на румынских коммуникациях. Следующий налет пришелся на 22 апреля. Обнаружить румынский конвой, шедший из Констанцы в Бугаз не удалось, в результате чего ДБ-3 сбросили бомбы на Сулину. Повторная атака этого порта была осуществлена уже силами пяти бомбардировщиков 3 мая. 7-го числа два Ил-4 вместе с Пе-2 и СБ принимали участие в нападении на конвой, состоявший из быстроходных десантных барж в районе Днестровского лимана. И на этот раз прямых попаданий добиться не удалось, но как минимум одна БДБ получила серьезные повреждения, а её экипаж понёс потери в личном составе. Спустя три дня вылетавший на разведку Ил-4 отбомбился по одиночной шхуне в районе мыса Олинька, после чего наблюдал на ней взрыв и пожар, однако зарубежные материалы на сегодняшний день не дают возможности как- либо прокомментировать это донесение. Кульминацией действий нашей авиации весной 1942 г. в западной части Черного моря безусловно, стал удар 21 мая.
Утром экипаж разведчика (традиция посылать одиночные «Илы» в дальнюю разведку сохранялась на Черноморском театре вплоть до второй половины 1943 г.), пилотируемого старшим лейтенантом А.Ермолаевым, обнаружил одиночный транспорт, шедший из порта Сулина в направлении Одессы. Командование приказало нанести по транспорту удар, причем не только силами бомбардировщиков, но и торпедоносцев. Штурман эскадрильи С.Дуплий (впоследствии — Герой Советского Союза) так вспоминал этот вылет: «Можете представить состояние комэска Чумичева и мое. Ведь это был первый боевой вылет в истории полка на торпедный удар. Готовились мы к нему по тревоге. Решено было лететь к цели двумя группами. Ведущая группа, — три бомбардировщика, которую мы возглавляли, за нами на пределе видимости — пара низких торпедоносцев.