Вершины седого Гиндукуша.
На фото внизу: падение Ми-8 на взлёте.
Мы только прибыли в Афганистан, нас везут на стрельбище. Армейский «Урал» с открытым кузовом, грунтовая дорога. Толстый слой пыли, мелкой словно пудра, как вода растекается под колёсами грузовика. Водитель солдат старается ехать как можно медленней, по всё равно пыль клубится за кузовом, мешает дышать, противно скрипит на зубах, смешивается с потом, воротник нового комбинезона мгновенно чернеет и противно прилипает к шее. На полигон мы приехали уже все серые от пыли.
Утром более сотни вертолётов на аэродроме Кундуз производят газовку двигателей, проверяют исправность систем перед лётным днём. Поднятая винтами с грунтовых стоянок пыль несколько часов висит в воздухе. Стало понятно, почему в жилом городке всё покрыто белёсым налётом…
Пыль, её можно и не замечать, порой кажется, что её и нет, но сегодня мы в первый раз в Афганистане поднимаемся на потолок вертолёта. На четырёх тысячах резко обрывается полоса пыльного воздуха, словно выныриваем из воды. Оказывается, над Афганистаном тоже синее небо, а не белёсое и выцветшие, как казалось там внизу. От величественных заснеженных хребтов Гиндукуша невозможно оторвать взгляд. А там, внизу, Афганистан, его почти не видно сквозь толстый слой пыльного воздуха.
Дальний пост охранения, высокогорье. Восьмёрка садится на крохотный пятачок. Пыль бубликом крутится вокруг винта. Вертолёт почти не видно. Но вот пыль опадает, вертолёт спокойно молотит лопастями на малом шаге, суетятся солдаты разгрузочной команды. Доставка груза, обычное дело оказывается в этих краях…
Внизу ползёт цепочка колонны. Поднятая гусеницами, колёсами пыль, плотно окутывает колону. Чистый воздух достаётся только головной машине. К сожалению, не только воздух… То здесь, то там, на обочинах, под откосом, изувеченные взрывами остатки техники…
При запуске начал помпажировать «пускач». У него нет защитных устройств, пыль сожрала его. Хорошо, вовремя успел выключить, иначе бы сжёг вертолёт. Делать нечего, иду запускать дежурный борт. Молодцы технари, нашу «ласточку» починили оперативно…
Я давно оставил попытки вывести пыль из своей кабины. Но вид покрытых «пудрой» пультов продолжает раздражать. Попробовал не закрывать кабину пока винт не выйдет на обороты. И точно, поток воздуха вымел старую пыль и тут же нанёс новую…
Разгрузка «восьмёрки» затянулась, у нас топливо на исходе, высота и вес позволяют, решаемся тоже сесть. Находим ровный участок на берегу реки. Заходим, внезапно теряем видимость. Пыль набрасывается на нас как кобра, резко и без предупреждения. Спасибо машине, выручила. Сами виноваты, не подумали, что пыль сюда могла нанести река…
Зимой затянули дожди, пыль превратилась в не менее противную грязь. Налипает на обувь, тянется за ногами в модуль. И только стоит ей высохнуть, снова переходит в привычное состояние. Помесив месяц грязь, начинаешь думать, что пыль лучше. Хотя грязь, это та же пыль, только с водой…
Но к пыли можно привыкнуть. Можно её и не замечать. Приехал в отпуск, мать удивляется, что я и мои вещи пропитаны пылью. А я и не замечал. Хотя одной ночи на пересылке в Хайратоне было достаточно, чтобы насквозь пропитаться ей…
Возвращаюсь из отпуска. На «восьмёрке» пассажиром лечу из Хайратона в Кундуз, внизу под нами пустыня, царство песка и пыли.
Весна, прекрасное время, грязь уже высохла, а пыли ещё нет. Жаль, продлится это недолго. Пройдёт месяц, солнце убьёт зелень, высушит землю, техника перемелет дороги, всё вернётся на круги своя…
Подбитый танк на обочине дороги.
Посадка и разгрузка в горах — кругом пыль…
Занесло пролётом в один из гарнизонов. Да, зря я называл Кундуз царством пыли.
Что может быть хуже пыли? Пепел. Знакомая площадка, садились не раз. Заходим сходу и перед самой землёй оказываемся как в молоке. На второй круг уходить поздно, плюхаемся в слепую. Повезло, не опрокинулись. Оказывается, чья-то добрая душа решила сжечь сухой бурьян. А через час мы уже забыли про это…
Странно, снова начала раздражать пыль, чем ближе замена, тем сильнее. Впрочем, начинает раздражать всё. Скорей бы отсюда…
Сегодня улетаем в Кундуз. Замена. Два лишних дня проторчали в Файзаоаде. Шла пыльная буря. Афганистан и его пыль не хотела отпускать нас…
Через год после Афгана сломался мой фотоаппарат «Зенит». Отнёс в мастерскую.
— Им что, в песочнице забавлялись? Ремонту не подлежит! — вынес вердикт мастер. Хотел последовать его совету. Не получилось. Не смог выбросить верного друга, верой и правдой служившего мне там. У нас одинаковое число вылетов. Лежит в шкафу.
Сегодня, перебирая вещи, нашёл свою афганскую панаму. И хотя она стирана-перестирана, она всё равно пахнет афганской пылью. Особый этот запах. В курсантскую пору, в заволжских степях тоже было много пыли. Но та пахла полынью, ковылью, простором. Эта — гарью солярки и керосина, пороха, тротила и, кажется, немного юностью. А может мне всё просто почудилось и разыгралось воображение?.. Ведь сколько лет прошло!.. И всё это просто,, пыль…
Говорят, что в древней Спарте, или в другом месте, был своеобразный способ учить человека плавать, оросить человека в воду, выплывет хорошо, а нет — судьба такая. Старлей Л. особо в это не верил, пока подобным способом не начали учить его самого.
Нет-нет, не плавать, тем более что старлей это умел, подобным способом его научили искусству руководства полётами.
Дело было так. В одно прекрасное, солнечное утро старлей Л. пребывал в хорошем настроении. Завтрак в столовой оказался вполне сносным, его экипаж находился сегодня в третьей готовности, а это, по сути своей, считалось почти за выходной. Оставалась только малость, дождаться окончания мероприятия, своеобразного утЕеннего ритуала под названием предполётные указания экипажам, [а практике это дело больше двадцати минут не занимало…
Эти самые указания старлей слушал в пол-уха. На кой ляд ему сегодня были нужны эти барические тенденции и тактические обстановки, когда в планшете лежала заныканная в карты новая книга, а самое главное, уже топилась гарнизонная банька. Старлей уже мысленно был в парилке, нырял в бассейн, нежился на солнышке с книгой в руках.
У обычной школьной доски начальник штаба закончил докладывать данные разведки и принялся зачитывать боевые расчеты. Это означало, что указания почти закончены, и старлей принялся запихивать в планшет карты, записную книжку, карандаши.
— …Помощник руководителя полётов, старший лейтенант JL, — возвестил начальник штаба среди прочего.
— Попарился, блин!.. Позагорал на солнышке! — от благостных мыслей о почти узаконенном отдыхе у старлея мгновенно не осталось и следа. От ощущения испорченного дня он поморщился как от зубной боли. Рядом ехидно хихикнул капитан А… Он всегда был готов порадоваться за своего лётчика-оператора. Старлей даже не стал после окончания указаний заходить в свою комнату, дабы не видеть, как тот с довольно злорадной физиономией будет демонстративно и нарочито медленно готовится к таинству бани. И он понуро, как говорится нога за ногу, поплёлся сразу на КэДэПэ, или как говорят в авиации, вышку.
— А может не всё так плохо? — в робкой надежде начал размышлять старлей. — Наш аэродром не Домодедово, полётов не много, это раз. В руководстве полётами я не в зуб ногой, а Афганистан — не лучшее место для обучения, это два. Так что моей необходимости в присутствии на вышке нет, это три.