Я пришёл на Ту-22 очень молодым, и мне было интересно освоить новый тип боевого самолёта, да ещё единственный в Дальней Авиации, способный летать со сверхзвуковой скоростью. Всё в нём было не так как на машинах, на которых мне приходилось летать раньше. При страгивании с места на взлёте ощущался сильный толчок, самолёт быстро разгонялся до скорости отрыва, после отрыва от полосы надо сразу затормозить колёса и убирать шасси и закрылки, большая вертикальная скорость набора высоты до 50 м/сек, быстрый рост скорости, только успевай прибирать обороты, а то выйдешь на сверхзвук. На больших углах атаки самолёт не сваливался на крыло, а только опускал нос.
Стоит также упомянуть и тот факт, что на Ту-22 не было проблем с пересечением атмосферных фронтов, потолок самолёта позволял «перепрыгивать» через него, но при этом надо было хорошенько оценить, до какого аэродрома с подходящей ВПП хватит топлива, а ведь расход керосина на высоте 9000 м у Ту-22 был немаленьким — 120 л/мин.
Вертикальная скорость снижения составляла до 100 м/сек, создавалось ощущение, что летишь прямо лицом в землю. На ракетоносцах в ночное время кабина освещалась не лампами ультрафиолетового облучения (УФО), а красным или по желанию белым освещением, более удобным и равномерным по всей кабине. Весьма скоротечной была посадка, вызванная высокой посадочной скоростью 320 км/час. До ДПРМ необходимо было подобрать угол сноса и так с ним идти до приземления. После приземления поставить самолёт по оси ВПП, принудительно опустить переднее колесо, обжать тормоза и выпустить тормозной парашют. Основным средством торможения был парашют. Тормоза держишь до скорости безопасного руления. Так как лётчик сидел левее оси самолёта, то при боковом ветре слева силой более 10 м/сек штанга заправки в воздухе после прохода ближней приводной радиостанции (БПРМ) закрывала собой ВПП. Это было дискомфортно, и постоянно хотелось довернуть самолёт, чтобы увидеть полосу. При боковой составляющей силы ветра более 12 м/сек взлёт и посадка не производилась.
После того как я вылетел самостоятельно, у меня словно выросли крылья. Стало очень интересно летать, ощущать гордость за себя, сознавая, что ты относишься к числу очень немногих, кому этот самолёт по плечу. Конечно, говорить о том, что мы ощущали себя элитой, нельзя, но чувство гордости в наших душах присутствовало. И оно было законным…
Надо сказать, что контроль со стороны командования был очень жёсткий — на маршрут не допускался экипаж при условии, если командир корабля не имел за последние 30 суток пять посадок, из них две ночью. Ежедневной практикой были «полёты» на тренажёре, в месяц на нём необходимо было налетать вполне определённое и довольно значительное количество часов. При этом никаких поблажек в этих «полётах» не было.
Обычно в полку всегда присутствовали три «спарки», по одной в каждой эскадрилье, иногда их могло быть даже две. Но при этом одна, как правило, находилась в ремонте или была неисправна. При этом летали на них по степени важности. Лётная смена длилась от восьми до двенадцати часов. Особенно доставалось при этом командирам эскадрилий, они обязаны были присутствовать на полётах с момента их начала и до разбора по их окончании. В Озёрном в высотном домике имелись места для отдыха между полётами или до них. Ведь очень часто после предполётных указаний, где присутствовал весь лётный состав участвующий в полётах, а они давались за час до начала полётов, своего полёта проходилось ждать несколько часов. При перерыве в полётах более 30 суток обязательно выполнялся контрольный полёт на «спарке» с инструктором. Один раз в год выполнялся контрольный полёт на практический потолок. Если посадка выполнялась с перегрузкой более 2,1 (оценка за посадку ставилась 2), после чего также выполнялся контрольный полёт на «спарке». Самолёт облётывался в том случае, если простоял 30 суток, а также после замены двигателя, 100- и 200-часовых регламентных работ в ТЭЧ. Конкретные машины были закреплены за каждым лётным экипажем, но при этом командир корабля мог летать на всех самолётах отряда.
В тренировочных полётах по «кругу» заход на посадку выполнялся в закрытой кабине, которая открывалась при достижении высоты твоего минимума погоды, при этом обычно делалось два прохода, первый с уходом на второй круг. Время полёта по кругу составляло 25–30 мин. Очень строго следили за тем, чтобы экипаж взлетал в установленное для него время, опоздание в 30 секунд при полёте на маршрут было причиной для разбора. В лётную смену разрешалось выполнять не более трёх полётов по кругу в качестве командира корабля, инструктором шесть полётов. После каждого полёта по кругу на боевом самолёте, машина заруливала на стоянку для заправки и подвески тормозного парашюта. На это уходило порядка 40–50 минут. На «спарке» после посадки двигатели не выключались, менялся обучаемый экипаж и подвешивался новый тормозной парашют. Летали всегда в составе своего штатного экипажа, если кто-либо отсутствовал, то тогда вылет выполнялся только с вышестоящим по должности.
Вызывали недоумение полёты на стрельбу из кормовой пушки по наземным целям, стрельба производилась на полигоне «Калиновка» под Джанкоем. Оператор, сидящий спиной к полёту, должен был в телевизионном прицеле найти нарисованную цель, прицелится и стрелять. И это на высоте 100–200 м и скорости 600 км/час. На практике лётчик при пролёте над целью давал команду на стрельбу, и оператор стрелял вниз, а там — что получится. Для чего выполнялись эти упражнения, мне лично было непонятно, поскольку изначально пушечная установка предназначалась для обороны от истребителей.
Самым сложным элементом полётов была заправка в воздухе. В 1973 г. на дозаправку летали ещё в ракетоносных полках, потом эту задачу с них сняли, по всей видимости тактического радиуса действия хватало для боевой работы по районам, где могли маневрировать авианосные ударные группы вероятного противника, в зоне их боевого патрулирования в Средиземном море. В разведывательных полках заправке в воздухе готовили по восемь экипажей. В своё время в Бобруйске был целый полк заправщиков Ту-16, но постепенно их становилось всё меньше, пока их состав не сократился до одной эскадрильи, дислоцировавшейся в Белой Церкви.
В ракетоносном полку полёты были в основном однообразные на тактические пуски ракет и бомбометание, и чаще в ночное время суток, а вот в разведывательных полках было посложнее — особенно трудными были визуальный поиск целей с последующим фотографированием, а также радиотехническая разведка. До сих пор ношу в душе занозу, получил «двойку», за перспективное фотографирование «кривого» участка железной дороги после прибытия в Нежинский полк. Особенно трудно из-за плохого обзора из кабины всеми членами экипажа было вести визуальный поиск малоразмерных целей в гористой и лесной местности. Кроме того, разведчики летали на специальные полёты, выполнение которых было обязательным. Так называемые полёты на «уколы» (полёты в сторону сопредельного государства в составе группы Ту-22) ни в Озёрном ни в Нежине и Зябровке при мне не проводились. Полёты на учениях с тактическими пусками ракет всем составом полка выполнялись в сторону нашей территории чаще всего по кораблям ЧФ или по Севастополю, в режиме полного радиомолчания. Имитации нападения на соседей не было.