Пример Германии так потряс Европу, что местом проведения Международного демографического конгресса в 1935 году был выбран Берлин. Конгресс состоялся в августе, его председателем был доктор Фрик, министр внутренних дел рейха. Он горделиво рассказывал о принятых законах, способствующих росту населения и решавших проблему работы, питания, брака. Выступавшие вслед за ним подчеркивали, что реальные факты подкрепляют истинность слов министра. «Весьма ощутимое» повышение показателя рождаемости в рейхе подтверждает, что политика «вмешательства» государства в демографическую сферу жизни граждан «может дать быстрые и эффективные результаты». Представители стран-соседей внимательно слушали: разумеется, столь радикальные меры вводить невозможно, но не возбраняется, опираясь на них, найти какое-то «совместимое с нашими обычаями и демократическими порядками» решение. Лафорг рискует выступить, по наущению своего учителя Оберлинга; Кох «восхваляет» меры, принятые Германией: «Для государства опасно уменьшение роста населения, ибо это процесс, который сложно остановить, а результатом его неизбежно будет старение населения и ослабление жизненных сил нации».[340]
После того как в 1938 году во Франции сформировалось правительство Даладье, оно в свою очередь берется за ту же проблему… и за холостяков. Они уже давно были объектом налоговой дискриминации. Еще в 1914 году налог на доходы предполагал льготы для семей с детьми в форме скидок, сначала фиксированных, а затем пропорциональных. Закон от 25 июня 1920 года переступил некую черту, увеличив налог на женатых мужчин без детей на 10 %, а на холостяков — на 25 %.[341] В 1934 году налог еще увеличится, соответственно до 20 % и 40 %. Это были серьезные меры, но пока еще речь не шла о специальном налоге и клеймении холостяков позором.
Между Первой и Второй мировыми войнами Национальный альянс против сокращения народонаселения без устали твердил гражданам о том, как опасно безбрачие, и требовал введения специального налога. Этот альянс был преемником другого, созданного в 1896 году под названием Национальный альянс за увеличение народонаселения Франции (изменение названия и социальных приоритетов говорит само за себя), им был организован «Конкурс Мишлен на решение проблемы рождаемости» под патронажем президента республики с призами на сумму 120 тысяч франков и первым призом в 50 тысяч франков (около 40 тысяч евро на современные деньги).
В 1923 году некий Поль Ори получил первый приз за исследование, озаглавленное «Жизнь или смерть Франции». Он пишет, что холостяк — это потенциальный убийца. «Кто такие в обществе холостяки и бездетные пары? Это клетки, которые не размножаются. Что остается после них? Могила, и ничего больше». За этой патетикой без труда можно разглядеть полемические выпады предшествующего столетия. Но после войны было очевидно, что далеко не все холостяки и незамужние живут так по своей воле, и к старому размышлению был добавлен некоторый нюанс. Этот нюанс формулировался с большим трудом и менялся в дальнейших переизданиях книги. «Разумеется, каждый из них в отдельности может заслуживать уважения, и холостяки, не вступившие в брак по необходимости, из щепетильности или по обету, вне порицания. Но в целом бездетные получили жизнь и не воздают тем же, они как паразиты, хотя могли бы, по крайней мере, помогать тем, у кого есть дети».[342] К старым клише добавляются и старые рецепты борьбы со злом: налог, семейный ценз на право голосования, пересмотр законов о наследстве.
В следующем году конкурс выиграл член-основатель альянса доктор Леду, представивший исследование на тему «Проблема народонаселения во Франции». Его взгляды более пессимистичны: он предсказывает, что в 1965 году французов будет всего 25 миллионов (их оказалось 46 миллионов)… Леду прямо не осуждает холостяков, так как уровень браков во Франции кажется ему достаточным, — его волнует плодовитость супружеских пар. Он требует, чтобы каждая семья производила на свет не менее трех детей. Именно столько нужно для воспроизводства поколений, «ибо больные, увечные, холостяки по обету или по обязанности» не воспроизводят себя сами, и за них это должны делать другие. Законы о наследстве, по его мнению, побуждают к сокращению рождаемости, так как направлены на то, чтобы унаследованное земельное владение или предприятие не дробилось на множество частей. Таким образом, эта проблема имеет особое значение для Франции и ее государственных институтов. В качестве решения он советует применить все те же традиционные меры поощрения рождаемости (выплаты при рождении детей, обеспечение жильем многодетных семей, увеличение заработной платы семейным, введение семейного ценза при голосовании).
341
«Размер общего налога на прибыль повышен на 25 % для налогоплательщиков старше 30 лет, холостых или вдовых, у которых нет никого на попечении», Dalloz, 1920, Lég., p. 292, art. 9.
342
Haury, 1923, pp. 17–18. Два издания не были датированы, но сразу получили приз в 1923 году. Цитата из первого издания более прямолинейна: «Несомненно, по отдельности их можно уважать, особенно если они бесплодны не по своей воле, если им этого не позволяет религия или состояние здоровья. Но остается фактом, что они получили жизнь, но не дали ее никому; с этой точки зрения в целом они — паразиты. Так, они составляют четверть французов в возрасте, при котором можно иметь детей». Вторая формулировка вводит понятия разборчивости (которое не соответствует «невольному бесплодию» в первом издании, так как разборчивость, напротив, предполагает добровольно сделанный выбор) и ограничения взаимозависимости, что представляет собой важную эволюцию в понятии целибата не только религиозного, но и мирского.