Буало бросает упрек самым известным последователям протестантской ереси, нарушившим целибат. В 1525 году Лютер, бывший монах, женился на монахине Катарине фон Бора; Кальвин в 1540 году женился на Иделетте де Бюр; Цвингли, бывший каноник, в 1524 году женился на Анне Райнхард… Однако пример реформаторов не означал конец целибата. Наоборот, он в какой-то степени усилил его: нарушение целибата рассматривалось теперь не только с точки зрения нравственности, но и с точки зрения верности доктрине — нарушивший правило мог быть заподозрен в ереси.
Тридентский собор в 1563 году подтвердил, что рукоположение отменяет брак.[129] Однако брак сам по себе не мог быть препятствием к рукоположению, так как женатый человек с согласия супруги мог принять сан; она же после этого уходила в монастырь.
Теоретически возможно было существование женатых священников, если они женились до принятия сана. Однако такие случаи встречались все реже; деятели Контрреформации постарались изменить само отношение священников к браку и тем самым решить вопросы, поставленные еще на Латеранском соборе. Тридентский собор расширил смысл обетов, приносимых священнослужителями, и обосновал необходимость принимать сан в целибате. Создание духовных семинарий[130] для подготовки к принятию сана было нацелено не столько на то, чтобы снабдить кандидатов необходимыми знаниями, сколько на то, чтобы воспитать юношей «без пороков и вредных склонностей». Молодые люди, которым с юных лет внушали необходимость блюсти целомудрие, не испытывали сожалений по поводу былых плотских радостей, как священнослужители, принявшие сан женатыми. По словам кардинала Стиклера, «это было самое серьезное решение Тридентского собора, позволившее укрепить целибат духовенства».
Кроме того, определяя смысл таинств Евхаристии и Священства, собор заложил основы «мистики священнослужения», которая превращает священнослужителя в «орган святых деяний Христа». Уподобление священника Христу, подтвержденное II Ватиканским собором, стало мистическим обоснованием принесения обета теми, кто осознает в себе призвание к божественному служению. Такое видение священства является основой того, что и в наши дни папа Иоанн Павел II проявлял особую требовательность в вопросах целибата: «Церковь, как Супруга Иисуса Христа, хочет быть любимой священнослужителем полностью и безраздельно, как любит Ее Супруг и Глава Иисус Христос».[131]
С этого момента появляются совершенно новые аргументы в защиту целибата, не имеющие ничего общего с женоненавистничеством античности и Средневековья. Они базируются на словах Христа о «скопцах ради Царствия Небесного» (Матф. 19:12) и на призыве оставить жену и детей, чтобы следовать за Ним (Матф. 19:29; Мр. 10:29; Лук. 18:29). Церковь, как прообраз Небесного Иерусалима, собирает у себя тех, кто дает обет жить как в Царствии Небесном, где «не женятся и не выходят замуж» (Лук. 20:35). Бенедикт XIV в 1746 году говорит, что тех, кто отказался от брака на земле, ожидает брак на небесах: «Еще до того, как познать радость супружества на земле, те, кто сохранил телесное и душевное целомудрие, уже тем самым познали сладость брачного союза; изгнанные из этого мира, они наполнены сладостными и драгоценными благами иного мира и соединятся в будущем с небесным Супругом».[132]
Леонтий де Лармандийский говорит о «высшем безумии целибата» и, «не будучи враждебен теоретически» женатым священникам, видит в целибате «героическое деяние», позволяющее «самым лучшим священнослужителям во всей истории Церкви» служить во благо «чести и спасения человечества».[133] Итак, больше не приводятся теоретические обоснования, которые рано или поздно могут быть опровергнуты, речь идет о добровольном, почти мистическом обете. Сходный взгляд и у Иоанна Павла II, для которого целибат — это «направленность» к тому «эсхатологическому состоянию» царствия небесного, где не женятся и не выходят замуж, а духовенство оказывается «харизматически избранным».[134]
Такое положение вещей, основанное на соположении нескольких стихов из евангелий и развитое в постановлениях Тридентского собора, существует уже пять столетий, несмотря на нарушения и злоупотребления тех, кто принял обет вынужденно или по легкомыслию. Франция официально не подтвердила решений собора, но применяла их в каждом конкретном случае через решения парламента.
130
Session XXIII, décret de réformation, chap. 18, 1563. Hefele, 1973, t. X, pp. 501 sq.; Mansi, t. 33, col. 146 sq.
131
Stickler, 1998, pp. 55, 86, 87, 91 (цитата Иоанна Павла II). См. также
132
См. в Solesme 1984: Benoit XIV,