Ослабление церковной дисциплины вызвало к жизни новые реформы и иронические обличения. Вопрос о целибате снова всплыл, появился и новый, демографический аргумент. Дети священников, воспитанные благочестивыми и добродетельными отцами, могли бы стать достойными подданными. Тем самым можно было бы избежать постоянных скандалов, связанных с распутством священников. Другие аргументы были еще более поразительными: «Разве священник, смиренно сносящий недостатки жены и детей, не более достоин перед Богом, чем тот, кто постоянно борется с зовом плоти?»[138] Из этого вытекает другая мысль — он и его жена заполнят свою часть чистилища…
Разумеется, окончательного решения ждут из Рима. Но, может быть, стоит созвать национальный конгресс, который разрешил бы французским священникам жениться? Многие теологи думают так же; все это вписывается в проблему галликанизма.
Что касается философов, то они призывают на помощь законы природы, о которых уже говорил Жан де Мен. «Знаете ли вы, что слово „аббат“ означает „отец“? — спрашивает он у монаха. — Если вы станете отцом, вы принесете пользу государству. Вы совершите самый достойный поступок, какой только может совершить мужчина: от вас родится мыслящее существо. В этом есть нечто божественное».[139] Однако контекст этих высказываний другой, чем у Жана де Мена. С одной стороны, прославление отцовства вписывается в более широкое обличение безбрачия и среди духовенства, и среди мирян, и к нему мы еще вернемся. С другой стороны, на повестку дня встает вопрос об изменении основ общества, которым вскоре займутся революционеры.
Пьер Доливье, кюре из Мошана, был образцовым гражданином. Он принадлежал к тому духовенству, что сразу приняло революционные идеи, и стал членом избирательного собрания своего департамента. Образцовый гражданин понимал, что, когда республика нуждается в солдатах, надо сделать все, что от него зависит. В конце 1791 года он женился «под натиском законов природы» и стал отцом семейства. Его отцовство не вызвало никакого возмущения.
С момента принятия закона об общественном статусе гражданина кюре рассматривается как обычный гражданин и пользуется теми же правами, что и любой гражданин Франции. Как только была провозглашена республика, то есть 21 сентября 1792 года, отец семейства пошел к мэру своей коммуны, согласившемуся зарегистрировать его гражданский брак. Более того, он обратился к трем кюре соседних приходов, и один из них согласился благословить супружескую чету, хотя церковный брак официально заключен не был. 12 ноября состоялась свадьба.
И лишь тогда разразился скандал, о котором Доливье поведал сам в речи, произнесенной перед прихожанами, а затем и изданной. «Мысль о том, что кюре может быть женат, кажется людям отвратительной», — жалуется он. Загадка человеческой природы: образ кюре-прелюбодея вызывает больше снисхождения. Новый закон непривычнее, чем извинительная слабость плоти.
Вопрос в предвзятом отношении. И кюре видит только один способ исправить положение дел: узаконить браки священников, увеличить их жалованье и наоборот, уменьшить жалованье священникам-холостякам старше 60 лет. Идея была интересная, но не встретила поддержки. Хотя избирательное собрание, членом которого он был, и поддержало его, скандал попытались замять другим образом. Пьера Доливье назначают судьей — должность, подходящая женатому человеку. Он соглашается на нее, а потом ему предлагают выбирать между саном и судом. Пьер Доливье возмущен, он пишет жалобу в Конвент: разве где-нибудь сказано, что нельзя быть одновременно и кюре, и судьей? С ним соглашаются, но через некоторое время Конвент принимает новый закон специально для него: отныне кюре не имеют право занимать общественные должности. Растерянный Доливье решает, что останется кюре. На этом кончается изданная им книжечка.[140]
С 1789 года появилось множество прошений, привлекающих внимание властей к участи священнослужителей, приговоренных к целибату, и особенно деревенских кюре, живущих в изоляции: служанки совращают их, а потом шантажируют.[141] Просители вспоминают и о Декларации прав человека, и о пресловутом изначальном всеобщем равенстве: «Люди рождаются свободными, остаются свободными. И ничто не должно ограничивать их свободу […] Справедливо ли, что одно из общественных сословий лишено тех прав, коими пользуются все другие?»[142] Целибат, церковное право, таким образом, противоречит высшему закону, закону прав человека и закону Господа, заповедовавшему каждому быть женатым. Здесь противопоставлены великие принципы. Нижние церковные чины, особенно в деревнях, благосклонно встречают новые мысли, но главным образом вдохновлены ими миряне, так как видят в реформе возможность залучить кюре в национальную гвардию.
138
Mémoire de l’abbé de Saint-Pierre,
140
141
142