Такой взгляд на брак вписывается в сложившееся к этому времени понимание «Природы», лежащей в основе «Духа законов», как это уже определил Монтескье. В Природе соприкасаются Истина и Добродетель. Не будем удивляться, что «рассудительный человек» Вольтера высказывает те же мысли, что и Жан Жак Руссо, еще один знаменитый холостяк, опубликовавший в 1761 году роман «Юлия, или Новая Элоиза». Героиня романа Юлия, вышедшая замуж и ставшая госпожой де Вольмар, советует Сен-Пре жениться на г-же д’Орб из страха, как бы вынужденное воздержание не ввело их обоих в искушение: «Мужчина не создан для безбрачия, и трудно удержаться от того, чтобы столь противное природе состояние не стало причиной тайного или явного проступка».[280] В этой фразе сказано все: безбрачие противно природе, безбрачие порождает порок.
Почти все философы того времени придерживаются сходных воззрений. Дидро, составивший для «Энциклопедии» статью «Безбрачие», смотрит на человеческую природу чуть более благосклонно. Совершенный человек, живущий в полной изоляции от окружающих, может оставаться в безбрачии и считаться «„хорошим“ человеком», но того, кто находится в обществе и живет в безбрачии, нельзя так назвать, «ибо как можно назвать так человека, кто по бездействию остается в одиночестве и способствует разрушению своего вида?»
Демографические аргументы заменены здесь ссылкой на природу. Если речь идет только об одном человеке, то он может и не воспроизводить себе подобных, но коль скоро он живет в обществе, отказ от воспроизводства становится дурным действием и, следовательно, признаком дурной природы.
В подкрепление своих убеждений Дидро разворачивает образ безбрачия, порожденного «неосмотрительностью, мизантропией, легкомыслием, распутством». Вот люди, которые бегут от союза, «способного сделать их лучше», в уединение или же, перефразируя Монтескье, в «союзы, что делают их хуже». Таким образом, брак — ячейка общества — несет здесь воспитательную функцию, облагораживая людей и улучшая общество в целом. И наоборот, случайные связи и разврат обедняют общественное сознание. Безбрачие — за исключением безбрачия церковного — выступает как вредное для общества установление и с демографической, и с нравственной стороны.[281]
В XVIII веке возникает понятие «общественное мнение», появляются политические клубы и кафе, формируются республиканские взгляды — все это вливает новую струю в размышления о безбрачии и его месте в общественной жизни.
До поры до времени нападки на безбрачие не касались целибата священников, но в последние десятилетия XVIII века общее осуждение безбрачия распространилось и на него.
«Энциклопедический журнал» в 1770 году задает 20 вопросов о безбрачии, в том числе о безбрачии священников; эти вопросы дают нам ясное представление о том, как определялось отношение к безбрачию в новых понятиях и представлениях эпохи. Я приведу ниже только те вопросы, которые так или иначе связаны со светским безбрачием:
1) Не правда ли, что безбрачие является ничем иным, как тираническим предрассудком, варварским обычаем, несправедливым и преступным надругательством, противным всему святому, законам природы и здравому смыслу, добропорядочности общества, патриотизму, политическому благополучию и счастью граждан?
[…]
15) Не слишком ли мы терпимо относимся к безбрачию мирян?
16) Не следовало ли его искоренить?
17) Почему самые известные негодяи, убийцы наших принцев и добрых граждан, такие как Жак Клеман, Жан Шатель, Равальяк, Картуш, Мандрен, Дамьен и т. д. и т. п., все были холостяками?
18) Не стоило ли дать медицинское обоснование тому, почему во все века безбрачие породило самых отъявленных злодеев?
19) Необходимо ли взаимодействие церковных и светских властей, чтобы уничтожить безбрачие?
20) Не будут ли те, кто уничтожит безбрачие, удостоены звания «благодетелей рода человеческого»?[282]
В этих вопросах очевидна двойная перспектива, определенная «духом законов»: ни Природа, ни Разум, единственно достойные законодатели, не могут оправдать существование безбрачия, как светского, так и духовного. Сюда же добавляются и соображения статистического свойства о том, что безбрачие «слишком широко распространилось». Разумеется, эти соображения весьма расплывчаты, так как первое статистическое бюро будет создано только в 1800 году, но они опираются на беспокойство, высказанное еще Кольбером. На помощь призвана история, и вопрос о соотношении безбрачия и порока оказался освещен с новой стороны: предполагается, что может существовать некое физиологическое обоснование. Мы еще далеки здесь от теории предрасположенности к преступлению и безбрачию одновременно, но мысль идет в этом направлении: и безбрачие, и преступление равно противны человеческой природе, а поэтому, возможно, проистекают из какого-либо одного изъяна в организме.
280
Jean-Jacques Rousseau,
282
«Questions à résoudre sur le célibat»,