Писатели, привыкшие видеть суть проблемы изнутри, почувствовали это. Через некоторое время после спора в «Энциклопедическом журнале», 20 сентября 1775 года, театр «Комеди Франсез» поставил пьесу Клода Жозефа Дора «Холостяк» — комедию в стихах в пяти актах. Главный герой комедии, Тервиль, не принадлежит к тем сухарям, что предпочитают браку уединение. Он влюблен, но боится «скуки», «отвращения» к жене, которое может возникнуть в браке; «Как можно рисковать взять в жены ту, что любишь?» Друзья пытаются переубедить его. Старый холостяк Сенжеран, который страшится одинокой старости, пытается уговорить Тервиля: если брак — обуза в молодости, то холостая жизнь — обуза в старости. Обнажена истинная язва — не безбрачие, а браки по расчету.[286] Тервиля убеждают не размышления философов — они, наоборот, внушали ему отвращение к браку, а то, что его брак совершается по любви. Так вопрос о безбрачии превращается в вопрос о браке: бесполезно убеждать того, кто страшится брака, — надо заставить его влюбиться, а чтобы бороться с безбрачием, надо реформировать брак.
«У меня два сына. И оба — безумцы. Один безумно набожен, другой безумно увлечен стихами и театром». Один воспитывался у янсенистов, другой — у иезуитов. Первый связал свою жизнь с вычислениями, второй — со словесностью. Первый умер в том же доме, где и родился, в Париже, с видом на Сен-Шапель из окна. Второй всю жизнь переезжал с места на место. Первого звали Арман, второго — Франсуа, фамилия их отца была Аруэ. Франсуа прославился под именем Вольтера. Оба остались на всю жизнь холостяками.
Для потомков Арман Аруэ стал «братом Вольтера», но поначалу Франсуа, поэт, воспринимался всего лишь как брат «сборщика пошлин из счетной палаты». Арман был чиновником высокого ранга, унаследовавшим от отца должность и рабочее помещение в королевском дворце. Он выигрывал при сравнении с младшим, непутевым и почти лишенным наследства Франсуа, и вопрос о том, чья жизнь удалась больше, казался решенным. После смерти отца братья стали заклятыми врагами из-за завещания, по которому к старшему доля наследства отходила целиком, а младший мог получить свою только после рождения детей. Даже религиозные убеждения братьев были противоположны: воспитанник иезуитов стал убежденным скептиком, а воспитанник янсенистов проникся фанатичным благочестием. Франсуа писал пьесу «Магомет, или Фанатизм», а Арман принимал в это время в своем рабочем кабинете представителей запрещенной королем секты конвульсионеров из Сан-Медара.
Арман умер холостяком и, не имея прямых наследников, позаботился о том, чтобы Вольтеру не досталось ничего из семейного состояния. Он отдал распоряжение перевести после его смерти все движимое имущество в недвижимое, так чтобы брат мог получить лишь право пользования своей частью наследства. Арман умер в 1745 году в возрасте 60 лет; умирающий лежал один в комнате, окна которой выходили на Сен-Шапель, а в прихожей Вольтер спорил по каким-то вопросам богословия со священником, пришедшим дать умирающему последнее напутствие.[287]
Чиновники высокого ранга и те, кто работал в городской администрации, не были обязаны оставаться холостяками. Отец братьев Аруэ, занимавший тот же пост, что и Арман, был женат. Однако создается впечатление, что холостяков среди «людей в мантиях» — судей и городских должностных лиц — было немало, во всяком случае, часто встречаются рассуждения о том, что холостая жизнь подобает им более, чем семейная. Доводы приводятся традиционные: как может человек, на котором лежит забота о семье, полностью отдаться заботе о других (а именно это вменялось в обязанность судейским и административным чиновникам)? «Можно ли порицать достойных граждан, на плечи которых легла ответственность за сохранение порядка и благополучие народа, если они полностью отдаются своему делу и ради наилучшего служения ему отказываются от мелких радостей и забот, неотделимых от обустройства собственного семейного очага?»[288] Здесь мы видим опровержение расхожего представления: «холостяк — это эгоист». Наоборот, в заботе о других он не имеет возможности позаботиться о себе.
Холостая жизнь — разумеется, если она целомудренная и добродетельная, — становится знаком бескорыстия и готовит человека к служению на благо Справедливости: «Мужчина, что проводит жизнь в безбрачии, будет самоотверженно сражаться за короля, ибо он не отягчен любовью к женщине или заботой о детях, и единственная его цель — бороться с врагами во славу Государя и отечества. Если же это человек мантии, он более расположен поддерживать справедливость, ибо может воздавать ее всем по заслугам; он не отягчен корыстью».[289]
286
Dorat, 1776, p. 38 (acte II, scène IV), p. 94 (acte IV, scène VI), p. 120 (acte V, scène IX).
287
Об Армане Аруэ см. статью Огюстена Газье (Augustin Gazier) в