«Письмо» Монтье — не единственный пример такого рода. Аббат Гримо советует женщинам — «жертвам войны», обреченным на одиночество, заняться борьбой с «тяготами и невзгодами, порожденными войной». При этом они должны противостоять искушению и не обращаться к мужским профессиями, ибо в них «нравственное падение» для женщины, тем более что нет недостатка в делах, где требуется женская забота и внимание: «Врачевать раны общества — вот в чем ваша слава и ваша месть войне-убийце».
Так обретают статус добропорядочных женщин те, кто не вышел замуж и исполняет свой долг. Однако монастырей, чтобы их вместить, мало, а нравы мирской жизни могут их испортить. И наставник филиппинок предупреждает: остерегайтесь перенимать мужские манеры. Не порочьте любовь развратом, но и не становитесь сварливыми и озлобленными на весь свет из-за того, что вам не удалось выйти замуж. Монтье противопоставляет «идеальную старую деву, приятную и способную внушать любовь» девственному идеалу Мадлен Пеллетье и любви, свободной от обязательств, которую проповедовала Айседора Дункан: «Вы можете стать цветком, что не вянет и не осыпается, что обращает свою чашечку к небу и пьет одну лишь небесную росу». Никаких сожалений о неудачной жизни, а только просветленное приятие своей участи жертвы: «Вы должны быть самими собой, вы должны свободно принять решение оставаться в девушках, а потом — стать старыми девами, и тогда вы сможете вкусить от небесных радостей». Здесь нет места бальзаковским призракам старых дев — иссушенных и сварливых. Безбрачие опять стало идеалом женщины, но отсутствие надежды не означает, что она должна вечно предаваться сожалениям. Время останавливается для девушек без мужей, и эту остановку надо принимать с достоинством: «Скоро вы станете старыми девами. Может быть, через несколько лет, может быть, совсем скоро».[320] И вот время уходит.
Законодатели и общественное мнение Третьей республики должны были, пусть и нехотя, приспосабливаться к новым условиям. Традиционное презрение к незамужним девушкам, отпраздновавшим святую Екатерину, постепенно уступало место новым веяниям. До войны 1870 года на работающих женщин смотрели косо. Исключением были швеи, так как их занятие традиционно считалось женским, а сами швеи-«гризетки» всегда были в особых доверительных отношениях с дамами-клиентками из добропорядочных буржуазных семей. Во всех остальных сферах профессиональной деятельности работа считалась исключительно мужским делом. С презрением смотрело общество на женщин-рабочих, причем презрение к низшему классу и презрение к слабому полу накладывались друг на друга. С презрением смотрело общество и на тех женщин, что осмелились посягнуть на «благородные» мужские профессии: адвокатуру, медицину, писательское ремесло. Долгое время женским родом от слова «врач» было «колдунья», а от «писатель» — «синий чулок».
С этой точки зрения в 1870 году XIX век завершился. Во время войны мужчин не хватало, и Мадлен де Бре стала первой женщиной, принятой в больницу на должность временного врача-интерна. Война тоже была временной, и когда она в 1871 году окончилась, медицинская карьера Мадлен де Бре была насильно прекращена во избежание нежелательного прецедента.
Но уже через год среди студентов-медиков было столько девушек, что им разрешили сдавать экзамен на звание экстерна при условии, что они не будут претендовать на интернатуру. В 1885 году женщинам было разрешено держать экзамен и на должность интерна.
Однако профессия врача все еще остается преимущественно мужской. Иначе обстояло дело там, где образ профессии отчасти соответствовал образу женщины, не реализовавшейся в материнстве: учительница, санитарка, работница служб социального обеспечения. Закон об ассоциациях 1901 года нанес сокрушительный удар по религиозным орденам и в то же время создал насущную потребность в женщинах-работницах, которые занимались бы тем же делом, что до сих пор выполняли сестры-монахини. «Одним росчерком пера государство отменило конгрегации, занимающиеся образованием молодежи, независимо от того, было ли у них на то разрешение. От образования перешли к уходу за больными и беспомощными. Вскоре монахини, в которых так силен дух жертвенности, что приводил их в больницы, приюты для бездомных и сирот, где они проявляли чудеса милосердия и самоотречения, оказались не у дел. Кто же заменит их? Старые девы»,[321] — так без тени иронии пишет аббат, знающий, как много нуждающихся в помощи и как много старых дев, готовых эту помощь оказать. Оставив в стороне иронию, мы тоже должны признать, что в его размышлениях есть свой резон. В профессиональной и корпоративной жизни общества холостяки обоего пола пришли на смену монахам и монахиням, и общество ощутило насущную потребность в них.