Выбрать главу

Рост числа незамужних женщин после войны отчасти уравновешивался расширением «брачного рынка»: участились браки с иностранцами, больше стало мужчин, вступавших в повторные браки, и снизился средний брачный возраст мужчин.[329] Военная пенсия давала возможность жениться даже инвалидам. Романтическое клише «солдат, изуродованный шрамами и обреченный на одиночество» было не совсем верно: большинство из них женились, и чаще всего на медсестрах, которые за ними ухаживали.[330]

По окончании послевоенной матримониальной лихорадки в Европе началось медленное снижение числа браков и, соответственно, рождаемости. В 1920-е годы это еще не было слишком заметно, и к 1930 году число заключенных за год браков остается выше 300 тысяч, однако что-то сломалось в сознании молодых в 1918 году, и экономический кризис 1929 года еще более углубил разочарование. Молодые не хотели заключать браков и рожать детей, которые, возможно, станут «пушечным мясом». Будущее, к сожалению, показало, что опасения эти были не напрасны.

Первая мировая война стала концом не только XIX века, но и оптимистической веры буржуазного общества в прогресс науки и человечества.

Кризис брака — это в первую очередь кризис системы ценностей. Общество вслед за Полем Валери обнаружило, что оно не вечно, а традиционные ценности могут оказаться вредоносными. «Знание и Долг, не стали ли вы теперь подозрительны?» — пишет Валери. После того как прошел военный кризис, стал особенно заметен кризис экономический и возник кризис интеллектуальный — не столь яркий и очевидный, но все же ощутимый. Подростки, отправленные на войну сражаться за идеалы общества, которые они еще не успели толком осознать, вернувшись обнаружили, что война оказалась благоприятной для множества «тыловиков», нагревших на ней руки и проповедовавших ради своей выгоды «войну-до-победного конца»; что пострадали лишь те, кто был на фронте. «Для меня будущее лишено какой-либо привлекательности», — сказал Андре Бретон. Только старшее поколение, которому «морочили голову» четыре года, торжествует победу. Но те молодые демобилизованные поэты, уцелевшие в войне, что собрались у гроба Аполлинера, открывают для себя неприглядную действительность, которую старшие долго прятали от них. «Разве мог я не бунтовать? — пишет Филипп Супо. — Мы были одиноки, мы потеряли надежду […] Я не доверял ничему и никому».[331]

Недоверие к культуре и традиционным ценностям во время Первой мировой войны обрело пристанище. В Цюрихе, в нейтральной стране, в центре политического циклона, собрались художники и пацифисты, взбунтовавшиеся против окружающего безумия. В 1916 году возникло движение дадаистов, чьи бредовые манифесты обнажали крушение лицемерной и убийственной системы традиционного мышления. Тристан Тцара в манифесте 1918 года говорит о «дадаистском отвращении». «Любой продукт отвращения, способный привести к отрицанию семьи, это дада», — заявляет он.[332] Безбрачие, таким образом, тоже дада?

Не будем преувеличивать масштаб разочарованности молодых людей, который согласно расхожим представлениям связывается у нас с понятиями сюрреализма и дадаизма. Это движение затронуло лишь часть общества, и в 1920-е годы количество браков было все еще достаточно высоко. Резкое падение начинается с кризисом 1929 года и вызывает серьезное беспокойство.

Показатель заключенных в 1931 году браков падает до уровня 8 ‰, а накануне Второй мировой войны он низок как никогда и составляет 6,28 ‰. Особенно заметна тенденция к снижению количества браков в сельских районах, например, в одной деревне в Беарне с 1931 по 1936 год этот показатель упал вдвое.[333]

Другим следствием войны стало уменьшение рождаемости. Перепись 1921 года фиксирует снижение численности населения в возрасте до 9 лет. Это снижение наблюдается и среди мальчиков, и среди девочек. Через 10–15 лет это поколение входит в брачный возраст, и в 1930-е годы наблюдается равным образом и уменьшение количества браков, и снижение численности холостяков.

Итак, в 1920-е годы равномерно повышается и показатель брачности, и, как это ни покажется парадоксальным, показатель безбрачия (женского), а в 1930-е годы показатели брачности и безбрачия равномерно снижаются. Кроме всего прочего, женщины вступают в повторный брак реже, чем мужчины: у мужчин лучше финансовое положение, у мужчин дольше длится детородный возраст, для них не так, как для женщин, важна физическая привлекательность. В период с 1851 по 1936 год доля вдовцов и разведенных среди мужчин снижается, а у женщин, наоборот, увеличивается.

вернуться

329

Pierre Longone, «Variations sur le mariage», Population et sociétés, n° 14, mai 1969, p. 2.

вернуться

330

Sophie Delaporte, Les Gueules cassées, Paris, Noesis, 1996, p. 163.

вернуться

331

Paul Valéry, «La crise de l’esprit», Nouvelle Revue française, 1919 (Œuvres, Gallimard, coll. «Bibliothèque de la Pléiade», 1957, t. I, p. 989); Breton, Entretiens (1952), Paris, Gallimard, 1969, coll. «Idées», pp. 55–57; Philippe Souppault, Mémoires de l'oubli, Paris, Lachenal et Ritter, 1997, t. II, pp. 58, 75.

вернуться

332

Tristan Tzara, Sept Manifestes dada, lampisreries, Paris, Pauvert, 1978, p. 34.

вернуться

333

Bourdieu, 1962, p. 33: процентное соотношение от 8,5 до 9 ‰ в 1911 и 1921 годах падает до 4,3 ‰ в 1931 и 1936 годах и возрастает до 9,5 и 7,4 ‰ в 1946 и 1954 годах (количество браков по отношению к общей численности населения).