Но в самом начале дебатов Вильсон заявил, что сам поедет в Нигерию. Скептическое отношение к необходимости такого личного появления и его практической полезности явно проявилось как в палате Общин, так и в печати. Но поскольку накануне визита корреспонденты предположили, что Вильсон, может быть, не против после Нигерии полететь в Биафру, чтобы увидеть Оджукву (и другую сторону медали), то появился проблеск надежды на то, что британское правительство наконец-то решило рассмотреть проблему во всех ее аспектах, а не только в той части, которая соответствовала их собственным сложившимся убеждениям.
Явно надеясь на это, полковник Оджукву пригласил господина Вильсона приехать в Биафру, хотя для того, чтобы сделать подобное предложение, ему с большим трудом пришлось преодолевать оппозицию внутри страны, сопротивление самой идее приглашения человека, которого так искренне ненавидело население Биафры.
Оптимизм был преждевременным, поскольку предложение полковника Оджукву повергло в замешательство британский официальный мир. Было известно, что Вильсон хотел вернуться в Лондон, чтобы рассказать палате Общин о своих впечатлениях. Но возникло приглашение от Оджукву, и стало трудно представить, как господин Вильсон может поехать в Биафру, увидеть то, что он несомненно увидит и рассказать о том, что он видел, да сделать это в то же время таким образом, чтобы все рассказанное соответствовало его собственной предыдущей политике и высказываниям его коллег. Проблема была сложной, но решили ее быстро.
В «Санди Таймс» от 30 марта господин Войн, сопровождавший премьера в поездке по Нигерии, успокоил обескураженных читателей. «Между прочим, — писал он, — господин Вильсон никогда и не намеревался посещать территории раскольников».
В «Санди Таймс» от того же числа Николас Кэррол дал читателям то, что может послужить прекрасным объяснением краткой реплики его коллеги: «И все-таки, каким бы — по необходимости — поверхностным ни был визит господина Вильсона, он видел вполне достаточно того, что подтверждало все, что он уже слышал от своих хозяев и своих собственных советников».
1 апреля 1969 года.