Настоящую причину можно отыскать совершенно в другом. Видимых причин только две. Одна заключается в том, что Уайтхолл в самом начале войны получил от своего Верховного Комиссара в Лагосе информацию о том, что война будет недолгой, энергичной и мягкой, и что поддерживать, без сомнения, нужно победителя. В политическом смысле это не такое уж исключительное заявление. Никто не поддерживает государства, которые через неделю или две должны исчезнуть с политической карты. Однако, когда стало совершенно ясно, что вся ситуация была ошибочно понята полномочным представителем Ее Величества и его командой, и что их информация было ложной, что «восстание Оджукву» на самом деле было сильным и пользующимся широкой поддержкой в массах народным движением, что война затянется на многие месяцы, а может быть и годы, а число убитых будет постоянно возрастать, что поведение нигерийской армии по отношению к населению Биафры — без различия его этнической принадлежности — вызывает все большую и большую тревогу, тогда британское правительство заслужило суровое осуждение за то, что его политика не только не была пересмотрена, но и продолжала идти по возрастающей.
Могут возразить, что почти до конца 1967 года британское правительство не знало, как использовалось оружие и его дипломатическая поддержка. Но уже в 1968 году было так много доказательств, так много свидетельств очевидцев, фотографий, достоверных отчетов, так много новостей и телефильмов, что вполне обоснованные подозрения возникли бы у кого угодно.
Другая явная причина, по которой правительство Вильсона продолжало ублажать и поддерживать Говона в политической, дипломатической и военной областях уже даже после того, как стали известны все факты, заключается в том, что Британия решила (хотя никто не объяснил, путем каких рассуждений они пришли к этому решению), что нигерийский рынок должен остаться неприкосновенным, во что бы это ни обошлось.
Но все это стало известно только после повторного расследования, проведенного той немногочисленной группой людей, которые были достаточно заинтересованы, чтобы задавать вопросы. В течение 12 месяцев маска нейтралитета держалась крепко, соскальзывая лишь иногда и открывая прячущуюся за ней слепую пристрастность.
20 июня 1967 года, через 16 дней после начала войны, лорд Уолстон заявил в палате Лордов, что у правительства нет ни малейшего намерения вмешиваться во внутренние дела Нигерии и что они ясно дали это понять всем нигерийским руководителям.[26]
8 недель спустя, на вопрос журналистов об отправке оружия из аэропорта Гетуик был дан ответ, что это было всего лишь выполнение давних задолженностей по поставкам. Обман с «нейтралитетом» продолжался, не вызывая сомнений, пока в январе 1968 года не начали раздаваться удивленные голоса. 25 января лорд Шеперд, которого лорд Конесфорд попросил уточнить его позицию, ответил: «Мы нейтральны по отношению к обеим сторонам, но в Нигерии есть признанное правительство… мы, конечно, не помогаем ни той, ни другой стороне». [27]
Четыре дня спустя он признал, что Британия поставляет Нигерии буквально все ее военное снаряжение. К 13 февраля лорд Шеперд все еще продолжал загадывать шарады, но в несколько ином виде. Он сказал в палате Лордов: «Прекращение всех поставок оружия могло бы рассматриваться Лагосом, как односторонний, нарушающий нейтралитет акт, направленный против них и против нашей собственной, провозглашенной нами политики поддержки единой Нигерии». [28]
Вопрос оставался, и продолжать обман становилось все сложнее. 21 мая Джордж Томсон развил тему, начатую Шепердом. Отвечая на вопрос, заданный в палате Общин, он заявил, что «нейтралитет означал бы поддержку бунтовщиков». [29]
Шарада оставалась неразгаданной вплоть до начала серьезных дебатов (24 августа), в ходе которых правительство Вильсона наконец-то признало, что всегда поддерживало Говона во всем, что он делал
На международной дипломатической арене вся чудовищность последствий этого неправильного истолкования ситуации стала ясна гораздо позже. В 1968 году большинство иностранных правительств допускало, что Британия была нейтральна, по крайней мере в политическом отношении, и, следовательно, на нее можно было возложить исполнение функций беспристрастного посредника, буде таковой потребуется. На самом же деле Британия одновременно и заверяла Лагос, что поставки оружия будут продолжены (а следовательно, поощряла федеральное правительство биться до горького и кровавого конца) и заявляла, обращаясь к мировой общественности, что делает все возможное (по секретным дипломатическим каналам), чтобы добиться прекращения огня и проведения мирных переговоров, используя всю силу убеждения своей дипломатии, чтобы воспрепятствовать всем заинтересованным правительствам последовать примеру Танзании. Берега Слоновой Кости и Габона, которые признали Биафру. Но когда все возрастающее давление со стороны мирового общественного мнения заставило наконец Нигерию начать мирные переговоры, британцы стали закулисными представителями и защитниками интересов нигерийцев. Это был двенадцатимесячный обман. В то время как другие правительства становились все беспокойнее и хотели начать действовать, их пытались отговорить от этого, заявляя: «В данной ситуации мы «можем гораздо успешнее содействовать мирному урегулированию: вмешательство извне, какими бы добрыми намерениями оно не было продиктовано, может только затемнить вопрос, оставьте все нам, и мы сами сделаем все, что можно».