Арамеи составляли достаточно большую долю населения всей империи (Tadmor, 1982, 449–453; Zadok 1992, 77–78). Дальнейшая их история в значительной степени парадоксальна. Оказавшись в ассирийском окружении, они не растворились среди господствующего народа, а, наоборот, оказали на него столь значительное влияние, что сравнительно быстро ассирийцы стали арамеизироватъся, принимая, например, арамейский язык Сначала он стал вторым официальным языком Ассирийского царства, затем — вторым языком населения, языком межэтнического общения и, наконец, родным языком многочисленного населения Месопотамии и Передней Азии (Mazar, 1962, III; Tadmor, 1982, 451–455; Aymard, Auboyer, 1994, 241).
Сложнее обстоит дело с израильтянами. Часть их была поселена непосредственно в самой Ассирии и на реке Ха-бур, а часть — на восточной окраине царства в Мидии (II Reg., 15, 29; 17, 6; 18, 11; 1 Chron., 5, 26). Разбитые на три группы, отделенные друг от друга значительными расстояниями и чужими этносами, израильтяне в своей основной массе не сумели сохранить этническую и религиозную индивидуальность и растворились в окружающих народах. К этому времени йахвистский монотеизм еще не утвердился в их среде, что облегчило ассимиляцию. Это и были "потерянные" племена Израиля, чья история уже не относится к истории библейских народов (Diakonoff, 1991, 19–20). Но и в данном случае дело обстоит не так просто. Иосиф Флавий (Ant. Iud., XI, 5, 2) говорит, что много позже, когда в V в. до н. э. переселенные в Месопотамию иудеи стали возвращаться в Палестину (см. ниже), их руководитель Эзра обратился и к соотечественникам в Мидии, т. е. к потомкам переселенных туда израильтян, и часть их тоже приняла участие в возвращении (Bauckham, 1997, 167–168). Видимо, к V в. до н. э. процесс растворения евреев из бывших северных племен среди соседей еще не завершился.
Территории, непосредственно включенные в Ассирийское царство, как уже говорилось, разделялись на сравнительно небольшие провинции. На месте относительно крупных государств образовывали несколько провинций. Гак, на землях захваченного Арама их было четыре — Цупите (Цобах), Димашку (Дамаск), Карнини и Хаурина (Forrer, 1921, 62), на месте Израиля тоже четыре — Дуру (Дор), Мегиддо, Самерина (Самария) и Гилеад (Forrer, 1921, 61, 63; Stem, 1975, 26) и т. д. Всего же в Сирии, Финикии и Палестине ассирийские цари создали 22 провинции (Forrer, 1921, 68–70, 83). Во главе каждой из них стоял высокопоставленный ассирийский чиновник со своим штатом, который командовал стоявшими в провинции войсками и собирал дань, поддерживал порядок и полное подчинение ассирийским властям, защищать провинцию от вражеских нападений (Forrer, 1921, 49–51; Grayson, 1991а, 200–201). Жители провинций отдавали властям десятую часть урожая, четвертую часть соломы в качестве фуража, часть приплода скота. Вероятно, они несли трудовую повинность (Заблоцка, 1989, с. 337; Якобсон, 1989, с 42), а также участвовали в войнах ассирийских царей.
На окраинах Ассирийской державы сохранялись небольшие государства, где у власти находились местные царьки, признававшие верховную власть ассирийского государя. Признание этой власти было оформлено специальным договором между царем Ассирии и конкретным правителем зависимого государства. Договоры, естественно, были далеко не равноправны: подвластный царь брал на себя все обязательства, в то время как ассирийский господин никаких обязательств перед ним не нес. Причем зависимый правитель договаривался не только за себя, но и за всех своих потомков, навсегда признавая ассирийского царя своим господином и обязуясь подчиняться не только ему самому, но и его наследникам: служить верой и правдой, сражаться и даже умереть, выполнять все приказы, давать хорошие советы, не наносить никакого вреда царю, его семье, его двору; его армии, чиновникам, военным командирам, приносить им дары. Он должен был не только сам быть лояльным подданным, но и сообщать о всех мятежных планах, откуда бы те ни исходили, не вступать в союзы не только с враждебными Ассирии царями, но даже с другими зависимыми от нее государствами, не заключать с ними каких-либо политических соглашений (ANET, Suppl, р. 534–541). Само собой разумеется, что эти государства платили дань ассирийскому царю. Свидетелями договорон были боги как Ассирии, так и подчиненного государства, и они должны были обрушить свой гнев на нарушителя договора. Впрочем, еще страшнее был гнев самого ассирийского царя. Так, тирский царь Баал заключил с Асархадцоном договор, признав себя "рабом". Конкретным выражением такого подчинения явилась посылка в Тир специального царского представителя, который осуществлял контроль над всей деятельностью Баала. Тирский царь не мог предпринимать никаких самостоятельных действий. Даже письма ассирийского владыки он должен был читать только в присутствии его представителя; видимо, ассирийский царь опасался, как бы его тирский "раб" не исказил в свою пользу содержание послания. Понятно, что после этого договора самостоятельность Тира, и до того весьма иллюзорная, стала совсем призрачной: тирский царь был, пожалуй, более бесправен, чем наместник ассирийской провинции.