Однако это решение вызвало сильную оппозицию в верхах иудейского общества. Теща Ирода, Александра, с помощью Клеопатры и Антония сумела добиться смещения Ананэла и назначения первосвященником своего сына, юного Александра. Ирод не мог конфликтовать с Антонием, но через год приказал утопить восемнадцатилетнего Александра, а на его место вновь назначил Ананэла (Ios. Ant. Iud., XV, 2, 4–3, 3; Bel. Iud., 1, 22, 2). Это еще больше обострило отношения Ирода со знатью и даже с собственной семьей.
Знаменем антииродовской оппозиции становился престарелый Гиркан. В то время, когда он был уведен в плен парфянами, парфянским царем был Фраат IV, свергший своего отца Орода II и убивший собственных братьев (Дьяконов, М, 1961, 216). Этот энергичный и не перед чем не останавливавшийся политик вполне мог использовать Гиркана для вмешательства в дела Иудеи с целью дестабилизировать обстановку у южных границ Сирии. Ни Антоний, ни Ирод этого допустить не могли. Ирод сумел выманить Гйр-кана из Вавилона и, внешне оказывая ему всяческие почести, на деле взял его под домашний арест. А затем, обвинив Гиркана в сговоре с набатейским царем, казнил его (Ios. Ant. Iud., XV, 2, 3–4; 6, 2–3; Bel. Iud., I, 22, 1).
Ускорить казнь Гиркана Ирод был вынужден из-за неблагоприятно для него складывавшейся политической ситуации. Началась новая война между Антонием и Октавианом, которая должна была поставить точку в борьбе за власть в Риме. В 31 г. до н. э. у мыса Акций Октавиан наголову разгромил Антония и этим решил исход борьбы. В этих условиях оставлять в живых человека, которого по-прежнему многие иудеи считали законным царем, было опасно. Ирод, который под предлогом войны с набатеями на всякий случай никакой помощи своему покровителю Антонию не оказал, теперь поспешил встретиться с Октавианом на Родосе. Он вручил победителю свою царскую диадему и сумел убедить его в своей преданности. Октавиан утвердил Ирода царем Иудеи. И тот стал служить Октавиану с тем же рвением, что и Антонию. В результате Октавиан не только не сместил Ирода, как надеялись его враги, но и расширил его царство, передав ему те территории Палестины, которые Антоний подарил Клеопатре. Под властью Ирода оказалась почти вся Палестина и даже южная часть Сирии, а на средиземноморском побережье только Аскалон остался независимым от него (Ios. Ant. Iud., XV, 6, 5–7; Bel. Iud., 1, 20).
Иосиф Флавий, рассказывая об этих событиях, подчеркивает благородство Октавиана, который был якобы восхищен прямой и честной речью Ирода. Но Октавиан был слишком холодным и опытным политиком, рассчитывавшим свои действия на много ходов вперед, чтобы искренно поверить иудейскому царю. Да и тот все это прекрасно понимал, избрав единственно верный в таких обстоятельствах тон. Помня о затруднениях Помпея, Октавиан практически не изменял политическую структуру Сирии и окрестных районов (Шифман, 1990, 93), только возвращал под римскую власть многие "дары" Антония Клеопатре. Значительную часть их он передал Ироду. Этим новый властитель Рима укреплял систему клиентских государств, которые ему были очень важны для защиты восточных границ Рима от нападений парфян. Октавиан еще только укреплялся у власти, ему еще предстояло создать новый политический строй. И в этих условиях достаточно сильное, но в то же время полностью покорное Риму Иудейское царство его вполне устраивало.
Набатеи в решающий момент тоже выступили на стороне Октавиана. Когда после поражения у мыса Акций Клеопатра пыталась со всеми своими сокровищами бежать морем из Египта, набатеи сожгли ее корабли (Plut. Ant., 69), тем самым фактически отдав ее в руки Октавиана. Победа Октавиана освобождала Набатею от давления со стороны Египта, и это в значительной степени определяло позицию набатейского царя Ободата II и его всесильного министра Силлая. Но самому Октавиану это царство тогда казалось ненужным, и никаких знаков благоволения к нему он не проявлял. Может быть, в этом сказалось влияние Ирода, который в то время упорно боролся с набатеями и казался Октавиану более нужным союзником. Правда, Ободат был, по-видимому, признан "другом римского народа" (Strabo, XVI, 4, 22), но, в отличие от Ирода, никаких выгод от этой "дружбы" не получил, хотя, как и другие клиентские цари, всячески подчеркивал свою преданность римскому императору (Schmid, 1999, 293). И только в 25 г. до н. э., когда римляне решили захватить Южную Аравию и тем самым взять под контроль не только торговлю, но и места произрастания благовоний, они поняли, что без помощи набатеев обойтись не смогут. Отправленный в аравийский поход Л. Элий Галл стал действовать совместно с ними (Gdritz, 1991, 19). Поход закончился неудачей, всю вину за которую римляне свалили на Силлая (Strabo XVI, 4, 23–24). Не исключено, что Силлай действительно не был заинтересован в римском успехе, ибо это подрывало основу богатства Набатеи (Шифман, 1976, 27, прим. 21). Сам же набатейский царь сумел использовать этот поход для распространения своей власти далее на юг (Negev, 1977, 563; Gdritz, 1991, 19). И все же в результате этого похода связи Набатеи с Римом укрепились.