Местные божества довольно рано стали обрастать мифами, передававшимися из поколения в поколение. Так сложилась местная мифология. Что же касается формирования и развития местных культов, то этот вопрос остается неизученным. Местному божеству, как правило, приписывалась роль творца вселенной и прочих богов. В подробностях различных мифологических версий отражались реальные условия жизни их безымянных творцов. Поэтому в египетской религии доисторической эпохи функции отдельных богов, их генеалогия и взаимоотношения неясны, а порой они отражают диаметрально противоположные концепции миропонимания{22}.
Происхождением и многовековой традицией обусловлены также разноречивые, часто взаимоисключающие идеи египетской мифологии. Объединение отдельных культовых центров в единый государственный организм привело к некоторой унификации религиозных и мифологических представлений, но местные особенности, сложившиеся еще в доисторическую эпоху, полностью не исчезли. Одной из причин того, что в египетской религии длительное время сохранялись первобытные представления, был, очевидно, относительно быстрый переход от родового строя к государственной организации.
Живучесть магических представлений, особенно в культе мертвых, была тесно связана с идеей умирающей и возрождающейся природы. Из первобытной веры в магическую силу некоторых предметов, например амулетов, вероятно, возникли символы отдельных богов, впервые появившиеся в период герзейской культуры. Наглядное представление о них дает расписная керамика. Один из наиболее распространенных мотивов — изображение лодки с кабиной и мачтой с символом бога. По-видимому, в ту пору уже существовал обычай во время религиозных церемоний перевозить изображение божества или его символ с одного места на другое. Эти символы, а также остатки архитектурных сооружений дают основание полагать, что в эпоху герзейской культуры появились первые храмы.
В 1897–1898 гг. Дж. Кибеллом был открыт комплекс в Нехене (Гиераконполь, совр. Ком эль-Ахмар). Стратиграфические исследования выявили пять слоев. Их датировка не может считаться вполне достоверной, однако самые ранние из найденных захоронений в этом районе относятся к периоду амратской культуры, когда здесь было небольшое поселение. В герзейский период в центре этого поселения возвышался храм, впоследствии достроенный и укрепленный, а еще позднее обнесенный стеной, отделившей его от поселения. Другой храм того же времени обнаружен в Дендере, где сохранились следы архаического культа бога-крокодила, значительно более древнего, чем культ богини Хатхор. Тогда же, по-видимому, возник храм Мина, первоначально почитавшегося в Копте. Об этом свидетельствуют найденные Питри под фундаментами строений исторического времени остатки более древней постройки. Многое говорит о том, что в период герзейской культуры существовал храм в Гелиуполе, игравший важную политическую роль и с древнейших времен являвшийся центром почитания бога Атума.
Имеющийся в нашем распоряжении незначительный археологический материал не позволяет утверждать, что перечисленные культовые центры в то время преобразовались в города. В период герзейской культуры, очевидно, уже начали создаваться предпосылки для возникновения территориальных общностей, на основе которых позднее выросло государство. Этот вывод напрашивается прежде всего при чтении ритуальных текстов, в которых можно найти кое-какие признаки существования в Додинастический период самостоятельной культуры, развивавшейся, по-видимому, в двух городах Дельты — Буто и Саисе, названных в текстах «город озер» и «город быка».
Механизм образования территориальных общин, возможно, был одинаков на всей территории Египта, но факторы, обусловившие этот процесс в Дельте и Нильской долине, представляются разными. Различной по площади была и территория, тяготевшая к тому или иному городскому центру в Верхнем и Нижнем Египте.
Имущественное неравенство в Дельте появилось в условиях скотоводческого хозяйства, в рамках которого стада могли более или менее легко переходить в собственность отдельной семьи. Вполне вероятно поэтому, что здесь сравнительно рано создались условия для возникновения городов, которые вырастали главным образом поблизости от побережья, — ведь это было время, когда Западная Дельта вела оживленный обмен с сирийскими портами, в особенности с Библом. Об этом свидетельствуют египетские ремесленные изделия, обнаруженные во многих городах Сирии, например в Хаме и Алалахе. Хотя морской обмен сосредоточился в то время целиком в руках купцов из Библа, выгода была обоюдной. Участие жителей Дельты в контактах с заморскими странами, безусловно, способствовало дальнейшему имущественному расслоению внутри отдельных общин.
Как известно, западная часть Дельты с ее великолепными пастбищами постоянно привлекала пастушеские племена из Ливийской пустыни, которые еще не перешли к оседлости и кочевали в поисках пастбищ. Восточная же часть Дельты, освоенная только в начале II тысячелетия до н. э., притягивала к себе племена из Азии.
Как уже было сказано, в Додинастический период в Дельте было, вероятно, всего два города — Буто и Саис. Едва ли их влияние простиралось дальше территории, непосредственно примыкавшей к ним. Точка зрения, согласно которой под властью Буто впоследствии произошло объединение всей Дельты в одно централизованное государство, кажется малообоснованной. Само географическое положение этого города, расположенного среди болот Северо-Западной Дельты, исключало возможность его превращения в политический центр Дельты, способный возглавить борьбу против Верхнего Египта. Природные условия Дельты и сложившаяся там этническая ситуация способствовали скорее развитию независимых городов-государств, чем сложению объединенного царства.
Совершенно другими были природные условия Нильской долины. Земледелие, основанное на бассейновой системе орошения, определило иной, чем в условиях скотоводческого хозяйства, путь возникновения имущественного неравенства. Здесь благосостояние общины целиком зависело от того, где была расположена пашня — на возвышенном или низменном участке затопляемой территории. Большое значение имело также соотношение между работоспособной частью общины, с одной стороны, и детьми и стариками — с другой. Важную роль играло и положение общины относительно других общин, от которого зависела возможность освоения новых земель.
Сказанное дает основание предполагать, что в условиях Нильской долины прежде всего должно было развиться имущественное неравенство не внутри, а между общинами. Если принять во внимание взаимную зависимость общин, обусловленную особенностями реки и своеобразным устройством оросительной системы, состоявшей из связанных между собой бассейнов, станет ясно, что богатая община легко могла подчинить себе слабейших соседей, тем более что в годы, когда вода находилась на особенно низком уровне (как это было в Додинастический и Раннединастический периоды), возникала необходимость создания более крупных хозяйственных единиц. Поэтому территориальные объединения возникали в рамках одной ирригационной системы (вокруг одной системы бассейнов), а более богатая община обычно занимала руководящее положение, а также ведала контактами с соседями. Все это повышало ее авторитет. Большое значение имело, по-видимому, создание в это время общего места культа.
В отличие от городских центров, создававшихся в аллювиальных долинах Месопотамии и Сузианы, община-гегемон в долине Нила никогда не утрачивала своей связи с сельскохозяйственным производством. Такая община выделялась богатством и обилием продуктов земледелия, на основании чего решала все хозяйственные вопросы, касавшиеся остальных общин, объединенных той или иной системой оросительных бассейнов.
Особенности развития и «урбанизации», вытекавшие из природных условий Нильской долины, благоприятствовали объединению Верхнего Египта. Здесь не было государственной собственности, а следовательно, не было и условий, благодаря которым отдельные местные ирригационные системы могли бы функционировать независимо друг от друга и существовать как самостоятельные государства. Государственная собственность в Египте появилась значительно позже и в совершенно иных исторических условиях.