На иной основе развивалась государственная власть в Кише, где центром ее формирования в тот же самый период был, вероятно, не храм, а дворец.
Хотя материал источников слишком скуден и не позволяет в настоящее время судить о том, насколько единообразным было политическое устройство городов-государств Шумера, он все же дает возможность утверждать, что развитие всех населенных пунктов Месопотамии шло от институтов родового строя через постепенное сосредоточение власти в руках одного лица к созданию государства. Таким образом возникла царская власть, впервые засвидетельствованная в Кише (XXVII в. до н. э.). Сто лет спустя она существовала также на юге — в Уре и Лагаше. Территория, на которую распространялась власть того или иного царя, с течением времени, естественно, менялась, появлялись должностные лица, проводившие в жизнь царские указы на местах. Но основные принципы, впервые засвидетельствованные для XXVII в. до н. э., оставались неизменными.
Правитель города почитался как избранник богов, исполнявший их волю. Служение ему представлялось священным, и любой проступок, направленный против него, расценивался как грех против богов. В такой ситуации союз храма и дворца кажется более вероятным, чем соперничество между ними за власть. Подтверждение этому можно найти в поэме «Эн-Меркар и правитель Аратты». Эн-Меркар, как прежде его отец, был «жрецом — супругом богини и строителем Урука».
Иными словами, он сосредоточил в своих руках жреческие и административные функции. Исторические надписи тогдашних шумерских правителей еще более определенно свидетельствуют о некоторых существенных чертах государственного устройства, например, о том, что будущий царь, прежде чем быть возведенным в царский сан, занимал должность «управителя храма»{32}.
Следовательно, мы не можем говорить о шумерских теократических государствах, так как не располагаем аргументами в пользу традиционного представления о жреце-правителе. Во всех государствах древнего Востока царь был носителем административной, военной и культовой власти. Такое положение существовало уже в первой половине III тысячелетия до н. э.
Образование государства было подготовлено переменами, происходившими еще в недрах родового строя… Все началось с того, что храм в Уруке отделился от общины. Внешним проявлением этого послужила передача общиной некоего участка земли, который становился собственностью бога — покровителя Урука. Так возникла новая форма собственности — государственная, которая с этого времени развивалась самостоятельно и независимо от собственности общины. В таких городах, как Урук или Лагаш, государственная собственность скорее всего существовала только как собственность храма. Об этом, по-видимому, свидетельствует более поздняя реформа Уруинимгины из Лагаша (около 2378–2371), связанная, очевидно, со злоупотреблениями царской администрации на «землях бога».
Представление об аграрных отношениях тех времен (особенно с начала XXVI в. до н. э.) дают тысячи документов юридического характера, обнаруженных не только на юге Месопотамии — в Нгирсу, Шуруппаке и Адабе, но и на севере — в Дильбате, Кише, Сиппаре, а также за пределами Месопотамии, в устье реки Дияла. Анализ текстов, имеющих отношение к XXVI–XXII вв. до н. э., приводит к следующим выводам: хозяйство шумерских городов-государств, картины которого столь ярко представлены на культовой вазе из Ура, развивалось в рамках двух форм собственности — государственной и общинной. Люди не осознавали этого разграничения. Всякое хозяйство в их понимании было «домом». Либо это был «дом» патриархальной семьи, домашнего коллектива, либо «дом» бога или царя — «большой дом», как его иногда называли.
В действительности между «домом» и «большим домом» существовала колоссальная разница. Задачей «дома» было обеспечить своим членам сносное существование, а также создать некий излишек продуктов, необходимый для нормального функционирования хозяйства. Экономика же «большого дома» носила общегосударственный характер. Его основная задача — обеспечить преемственность культа и прежде всего совместное потребление продуктов жертвоприношений богам. В «большой дом» поступали также различные дары богам от населения. Если вначале жертвоприношения и дары носили добровольный и спорадический характер, то по прошествии веков они превратились в регулярную дань. «Большой дом», кроме того, распоряжался излишками продукции, благодаря которым стал возможен регулярный межгосударственный обмен.
Первоначально храм («дом бога», «большой дом») не имел ни специального персонала для отправления культа, ни административного аппарата. В основе авторитета жрецов и царей лежало их происхождение из родов, сумевших уже в рамках родового строя возвыситься над основной массой общинников. К той же категории принадлежали «купцы», тамкары, снабжавшие общины необходимым сырьем.
Представители знатных родов сравнительно рано обособили свои хозяйства, исключив их из коллективной собственности общин. Подтверждением этому могут служить характерные для конца IV — начала III тысячелетия постоянные местные стычки, приводившие к тому, что военачальники приобретали новые земельные участки и расширяли свои хозяйства. Таким образом, первые шумерские правители и, конечно, высшие жрецы имели собственные хозяйства, которые были еще связаны с общиной, но уже не подчинялись законам коллективной собственности, представлявшей собой, очевидно, отнюдь не мелкие участки, а огромные поля, по нескольку десятков или даже сотен гектаров. Доказательством может служить, например, контракт конца XXVII в. до н. э. о продаже восьми земельных участков общей площадью около 900 га. В числе продавцов — владельцев этих участков назван «Энхегаль, царь Лагаша». Покупателем был жрец Лугалькигаль{33}. Этот пример, далеко не единичный, показывает, сколь велики были богатства, сосредоточившиеся в руках родовой аристократии городов-государств Шумера в III тысячелетии до н. э. Заметим, что ни в один из последующих периодов истории Месопотамии земельные владения аристократии не были так обширны, как в первой половине III тысячелетия до н. э. Это объясняется тем, что поместья родовой аристократии вырастали из «полей вождей», появившихся на последнем этапе существования первобытнообщинного строя. Начиная со II тысячелетия до н. э. крупные земельные владения образовывались за счет служебных наделов или пожалований царей. В том и другом случае их источником была государственная собственность.
Таким образом, с одной стороны, существовал «большой дом», управляемый в Лагаше жрецом, с другой — развивалось собственное хозяйство жреца и «дом царя», избранника богов, тесно связанного с храмом и культовой практикой. Такое положение давало широкую возможность для всякого рода злоупотреблений. Возможно, по этой причине собственность храма была поделена на три самостоятельные категории, о чем позволяют судить документы XXVI–XXV вв. до н. э. из храмового архива в Шуруппаке. Первую категорию составляла собственность бога, предназначавшаяся для нужд культа и содержания высших жрецов. Другая — так называемые «поля кормления» — использовалась для вознаграждения за службу храмового персонала. Третью категорию составляли поля, которые обрабатывались издольщиками, получавшими от храма рабочий скот, орудия и семена для посева. При подобной системе земледельцы оказались в полной зависимости от храма.
Разница между «домом» и «большим домом» выражалась не только в различии экономических целей, но и в том, что в них по-разному был организован сам трудовой процесс. Если в «доме» трудилась вся домовая община — хозяин, его семья и очень редко рабыни и их потомки (военнопленных в тот период убивали), то в производстве «большого дома» были заняты преимущественно люди зависимые, входившие в состав патриархальной общины, возглавлявшейся богом в лице жреца.
С социальной точки зрения этот коллектив был чрезвычайно неоднороден. В него входили не только свободные, отдавшие себя или отданные под покровительство храма общинники, но и рабы. Однако экономическое положение тех и других было одинаково: все они находились на содержании храма, лишь форма оплаты труда была различной{34}.