Дальнейшая история западного церковного певческого дела, окончательно утратившего облик богослужебного пения, есть неуклонное следование всем направлениям и стилям светского искусства: барокко, классицизму, романтизму и т.д. Все великие композиторы Запада: Бах, Моцарт, Бетховен, Верди — писали произведения для Церкви, но произведения эти ничем, кроме богослужебного текста, уже не отличались от их светских сочинений, что позволяет говорить о том, что с XVII в. богослужебное пение на Западе вообще прекращает свое существование, уступая место некоему эрзацу — церковной музыке, написанной по современным светским образцам композиторами, преследующими свои личные творческие цели. Каждое поколение композиторов пытается привнести что-то свое личное, новое, однако новизна эта, с духовной точки зрения, есть кажущаяся и мнимая. То, что представляется «движением вперед» и «развитием искусства», является на самом деле движением вспять от непреходящей новизны новозаветного пения ко вре- менам ветхого, языческого музицирования, от обожения и бого-гюзнания к погружению в стихии мира и укоренению в них, от служения Творцу к служению твари.
Однако это возвращение от богослужебного пения к музыке есть не просто возрождение ветхой, языческой музыки, но возвращение на новом уровне, возвращение, обогащенное опытом отступничества, и если до Рождества Христова музыкальная стихия могла до какой-то степени исторически подводить сознание к богопознанию, то после пришествия Христа в мир музыка в своем историческом движении способна только уводить от Бога. Новозаветное богослужебное пение вобрало в себя все лучшие и спасительные свойства музыки, которые заключались в катарсическом, очистительном и воспитательном воздействии на душу человека, в результате чего послехристианская музыка как выродившееся богослужебное пение уже не способна по-настоящему ни воспитывать, ни возводить сознание к Высшему, но может лишь изображать или подменять процесс воспитания и очищения средствами эстетической игры и экстатического воздействия звука. Это мнимое возведение ума к Высшему, казавшееся столь привлекательным и ценным в XVII, XVIII и даже в XIX вв., и привело в качестве одной из причин к тому грандиозному духовному кризису, который разразился в XX в.
Вот почему критика рок-музыки и некоторых направлений современного музыкального авангарда, часто встречающаяся теперь в проповедях и публичных выступлениях священнослужителей, порой страдает, к сожалению, некоторой некорректностью, которая заключается в том, что современные проявления музыки противопоставляются «классической музыке» XIX, XVIII и XVII вв. как нечто абсолютно негативное абсолютно позитивному. При этом забывается, что то, что воспринимается теперь как «классика» и как что-то чистое и возвышенное, в момент своего создания воспринималось совершенно иначе и именно так, как мы воспринимаем теперь рок-музыку. Об этом свидетельствует хотя бы приводимая выше цитата из трактата XIV в. На самом деле современное состояние музыки есть логическое продолжение единого музыкального исторического процесса, уводящего сознание все дальше и дальше от Церкви.
«Современная музыка» и «классическая музыка» есть лишь различные стадии этого процесса, в котором каждая из исторических стадий удаляет сознание от Церкви и несет за это равную ответственность со всеми другими стадиями. В этом смысле «современная музыка» нисколько не хуже «классической музыки» — во всяком случае разница между ними заключается не в принципе, но в степени.
Таким образом, с точки зрения церковного сознания можно говорить о разнице между богослужебным пением и музыкой, но не о разнице между современной и классической музыкой. С этой точки зрения история богослужебного пения на Западе окончилась с остановкой развития григорианского пения — далее следует уже история музыки. Но поскольку ход этой истории имел определенное влияние на судьбу русского богослужебного пения, нам придется в дальнейшем иметь в виду основные аспекты западного музыкального развития.
10. Происхождение и ранние формы богослужебного пения на Руси
Крещение Руси святым равноапостольным князем Владимиром, явившееся актом рождения в Жизнь Вечную целого народа, означало приобщение новокрещенного народа ко всей полноте церковной жизни. Однако восприятие этой полноты и глубины не было неким механическим заимствованием уже го-товых сложившихся форм, но представляло собой живое осмысление. их через призму национального мышления, исповедование их новым образом, новым языком.