- Товарищи, кто не из нашей организации, пожалуйста выйдете! Очередь движется быстро, все пройдете!
Поразмыслив: «Действительно, мне спешить некуда, пройду позже». Выхожу и они трогаются к центральному входу. Шагаю вдоль широкой очереди в обратную сторону. Прошел с километр, а конца людскому потоку не видно. Вновь встраиваюсь в очередь – никто не возражает. Стою час, пошел второй, а движения практически никакого. Соседи ведут разговор на различные темы – о космонавтах ни слова. Все устали, некоторые лежат на газоне между тротуаром и дорогой. Сижу на железном заборчике, и наконец «врубился»: «Зря послушался крикливую женщину. Это был мой единственный шанс попасть в зал «Центрального дома Советской армии» и проститься с трагически погибшими героями космоса»…
6 июля 1971 год.
В полудреме прошла короткая летняя ночь. Взбунтовался основной инстинкт – инстинкт самосохранения. Не могу справиться с волнением. Мысленно уговариваю себя: «Десятая операция, пора бы привыкнуть». Не получается.
Нет еще семи – пришла мама. Так как я не нуждаюсь в уходе и лежу в общей палате, мама ночует у новых знакомых – Лепковых.
В моей записной книжке очень много московских адресов благодарных больных, за которыми ухаживала мама. Среди них
Лепков дядя Ваня – деревенского склада пожилой мужичок и его добродушная жена – тетя Шура. Они живут в самом центре Москвы на «Кузнецом Мосту», в однокомнатной квартире цокольного этажа большого дома. Зимой 1970 года, у дяди Вани, произвели ушивание большущей грыжи передней брюшной стенки.
Мама с тех пор переписывается с тетей Шурой. Они безропотно приняли ее на временное проживание. От Лепковых до института по «Сретенке» идти всего полчаса.
Присев рядом, мама берет мою ладонь в свою.
- Сыночек, сегодня у тебя тяжелый день - сам захотел. Если что не так, винить будет некого. – слова роняет как гири.
Успокаиваю, как могу:
- Мам, мне что надо жить с этой кишкой на животе?! Александр Анатольевич берется оперировать, и я этот шанс терять не хочу. Вот увидишь, обязательно буду здоровым.
Она согласно кивает:
- Дай Бог тебе силы, сыночек, а Александру Анатольевичу - удачу!
В палату входит медсестра Нина Сергеевна:
- Феня! Там внизу, Сашу, спрашивает мальчик!
Одновременно переспрашиваем:
- Кто!?
- Не знаю. Сказал: «Я Сашин товарищ».
Мама встает:
- Схожу узнаю. – удивленная выходит из палаты.
Быстро одеваю пижаму и заправляю кровать. Через минуту в мамином белом халате, входит Вовка Мотырев.
«Худощавый, с пронзительными черными глазами мальчик, появился в нашей школе весной 1966 года, когда заканчивали пятый класс и мы быстро подружились.
Вовка - единственный ребенок в семье. Его отец – бригадир монтажников приехал из Харькова в Саранск, строить второй энергоблок «ТЭЦ-2». Для строителей в чистом поле возвели из комфортабельных спец вагончиков поселок. В один из вагончиков и заехала семья Мотыревых. По обоюдному желанию и договоренности с родителями, я несколько раз ночевал с Вовкой в этом вагончике. О его ученой собачке, я уже упоминал. У него еще был маленький аккордеон, всего на две октавы. Я ему с ошибками сыграл своего «Петушка», а он мне показал свое «мастерство» - вальс «Дунайские волны» одной правой рукой. На Вовкином аккордеоне я быстро выучил этот вальс, и даже с басами.
Его мама – маленькая бойкая украинка, легко подавляла своей энергией крупного со спокойным характером, лысеющего мужчину. Зарплата монтажника – высотника более трех сот рублей оседала в руках домохозяйки. Каждое утро он получал от нее некоторую сумму на обед и не более. Однажды при мне он немного подвыпивший принес полную сумку монет (так выдали зарплату). Быстрая украинская брань покрыла все пространство вагончика. Столько упреков мой часто выпивающий отец, получавший не более ста рублей в месяц, не слышал от моей мамы за всю их совместную жизнь.
Дополнительный энергоблок на «ТЭЦ-2» достроили. Вовкин отец выехал на новое строительство в Воронеж и наша двухлетняя дружба прервалась».
В ответственный для меня день Вовка Мотырев здесь - в палате. Волна нежданной радости перекрывает предоперационную нервозность – бросаюсь к нему навстречу.
- Ты как здесь очутился?! – обнимаемся.
Смутившись пристальных взглядов больных, он тихим голосом объясняет:
- Из Саранска. Решил перед поступлением в Воронежский университет навестить друзей. Пришел к вам домой. Сказали, что с тобой произошло и где ты находишься. – выходим из палаты в коридор. Уже смелее и громче Вовка продолжает: - Приехал поездом. На вокзале взял такси и прямо к тебе. Обратился в приемное отделение – мне объяснили как тебя найти. А ты здесь оказывается известная личность.
Вновь прижимаю к себе друга.
- Вовка! Как ты вовремя приехал! Через час операция. «Трясусь» как девочка, а сам понимаю - надо ее делать.
Растроганный он жмет мою руку.
- Санек, мне твои родные все рассказали и эта операция надеюсь, будет последняя. Решил тебе сделать подарок. – вытаскивает из своей сумки большой альбом для фотографий в кожаной обложке. На титульном листе выбиты гравюры рисунков из жизни древнеегипетских фараонов. Принимаю увесистый альбом.
- Спасибо! В нем будет храниться в фотографиях вся моя жизнь. Стариком открою альбом, а там мы с тобой молодые и красивые. – смеемся: - Подпиши.
Вовка достает из той же сумки новомодную шариковую ручку и своим красивым почерком в углу первого листа пишет:
«На память другу Саше, от Владимира в честь нашей дружбы».
Москва 6 июля 1971 года. Роспись…
Дорога в операционную по коридорам корпуса кажется бесконечной – Василий Семенович толкает вибрирующую каталку. Прищуренные глаза санитара с постоянно моргающими веками, смотрят ободряюще и весело.
- Обратно повезу тебя с нормальным кишечником. Катаю как принца, а между прочим мне идет седьмой десяток.
Извиняюще улыбаюсь, но не отвечаю – знобит. Надо мной проплыли рисованные ангелы на куполе в центральном зале. Мы едем дальше в другое крыло здания. Мамы рядом нет – боится сглазить. Наконец останавливаемся. Дядя Вася заглянув в дверь операционной, вернувшись, докладывает:
- Просили подождать. Еще не готовы Вас принять!
Мне не до шуток, озноб усилился - руки и ноги трясутся, не могу успокоиться, да и стыдно перед бывшим военным летчиком.
Дверь операционной открылась, выходит незнакомый врач:
- Заезжайте!
Спрашиваю его:
- Почему трясет? Я же не боюсь операции!
Он снисходительно отвечает:
- Перенапряжение нервной системы, в космонавты не годишься. Введем тиопентал с миорелаксантом, трястись перестанешь. – обращается к санитару: - Василий Семенович, закатывайте!
Потолок выше, окна меньше, чем в прежней операционной, а хирургов в зеленых одеждах вновь много. Встретивший нас врач, встает за моей головой. Догадываюсь - он анестезиолог. Медсестра из шприца вводит в вену лекарство, затем из другого еще – тело обездвиживается. Подходят хирурги, обрабатывается ийодом операционное поле и Александру Анатольевичу медсестра подает скальпель. Хочу сказать ему: «Еще не сплю и все вижу», но язык не шевелится, и я проваливаюсь в бездну…
Очнулся в полутемной комнатке. В вене левой руки игла от капельницы, кислородная трубка у носа, рядом сидит мама. Болит живот, а мочевой пузырь просто «разрывается».
Из груди вырывается стон: - Подай «утку».
Дремавшая мама, вскакивает со стула:
- Сейчас, сынок! – укладывает в промежность стеклянную холодную «утку» - мочевой не опорожняется.
Раздраженно требую: - Позови врача! – мама выбегает.