На верхнем краю раны выступила из свища лепешка бария. Посоветовавшись, врачи решают продолжить обследование. Лаборант вновь замешивает раствор бария: «Больше выпить не смогу». Но лаборант заливает приготовленный раствор в знакомую грелку с трубкой для клизмы. Рентгенолог втыкает наконечник в свищи, затем обследование продолжается через прямую кишку…
Василий Семенович везет меня измученного в палату.
- А как ты хочешь? Перед операцией каждого обследуют, иначе что-то можно пропустить, но будет поздно. Саша, отдохни, а я тем временем подарок тебе сделаю.
Мама, встречает возле палаты.
- Намучился сынок?
Разговаривать нет желания. Обессиленный, сползаю с каталки и ложусь в постель…
Тихий час. Заходит Василий Семенович с куском фанеры.
- Феня, я немного побеспокою вас. Буду у Саши, снимать хандру. - достает из кармана халата скрученную стальную проволоку и два гвоздя. Уперев фанеру о тумбочку, он с усилием ее сгибает, затем пропускает через подготовленное отверстие проволоку и закручивает ее на гвоздях, с обратной стороны. Освобожденная фанера разгибаясь, натягивает до предела сталь.
Заинтересованный, спрашиваю:
- Дядя Вася, что это?
Оценивая свою работу, он отвечает:
- Однострунный музыкальный инструмент. Послушай! – садится на стул и кладет его себе на колени. Из другого кармана халата вытаскивает пустой пенициллиновый пузырек и маленький гвоздик. Трясущая левая рука с пузырьком ложится на струну, а правая дергает его гвоздиком.
Комнату заполняет чистейший вибрирующий звук и течет знакомая всем мелодия:
«Не слышны в саду даже шорохи
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера» и т.д.
Завороженный, смотрю на красивого, одухотворенного человека, сотворившего чудо. Смолк последний звук необычного инструмента. С мамой молчим, не знаем что сказать. Василий Семенович, улыбаясь, спрашивает:
- Понравилось?
Прерываю молчание:
- Дядя Вася, Вы где так замечательно научились играть? Я полгода ходил в музыкальную школу, а выучил, только две песенки «Петушок» и «Не слышно шума городского».
Встревает мама:
- Ты же свой аккордеон утопил в ванной. Мог бы также играть.
Оправдываясь, смотрю на улыбающегося музыканта:
- Меха пропускали воздух - хотел узнать где? После воды аккордеон расклеился и покрылся плесенью. Пришлось выбросить его на помойку.
Василий Семенович, подает мне свое изобретение:
- Дарю, продолжай учиться. Я музыкальной грамоте не обучен, играю по слуху. Когда немцы под Москвой подбили мой самолет, пришлось спускаться на парашюте. Очень сильно ударился головой о землю, лечился здесь же, в институте Склифосовского. От нечего делать стал музицировать.
Мама удивляется:
- Василий Семенович, Вы военный летчик?
- Бывший летчик, списали в начале войны. Но физически еще крепок. - он вдруг, сняв белый халат, упирается руками о край стула и делает стойку на голове…
7 октября 1969 год.
Лежу в кровати с раскрытым животом. Рядом стоят Александр Анатольевич, Тамара Николаевна и крупная пожилая женщина-врач. Татьяна Александровна в стороне. В руках у всех рентгеновские снимки – идет предоперационный консилиум. Главенствует незнакомая мне доктор. Повернувшись к окну, она рассматривает снимок. Затем, тоном руководителя говорит:
- По этим негативам трудно определить, как сильно поражен кишечник. Александр Анатольевич, по ходу операции, думаю, Вы сами определитесь, с объемом вмешательства, но все же, прислушайтесь к мнению, Тамары Николаевны.
Александр Анатольевич, спокойно:
- Пока свое решение не меняю. Согласен, при определенных обстоятельствах, оперативное вмешательство можно разделить и на два этапа.
Рассматривая свой снимок, Тамара Николаевна, настаивает:
- Ольга Осиповна, Вы же видите какой объем работы, предстоит для всей бригады хирургов - никак нельзя, допустить ошибки.
Ольга Осиповна, присев на стул, осматривает кожу вокруг раны.
- Да, ошибки быть не должно, надеемся на большой опыт и удачу Александра Анатольевича – обращается к лечащему врачу: - Татьяна Александровна, Вы, замечательно потрудились. Больной подготовлен к операции, очень хорошо.
Татьяна Александровна, подходит ближе.
- Спасибо, но здесь большая заслуга, Сашиной мамы. Это она смогла поднять на ноги такого тяжелобольного сына.
Ольга Осиповна просит:
- Если она здесь, пожалуйста, позовите ее.
Татьяна Александровна выходит и возвращается с моей мамой. Мама, в нерешительности, останавливается у двери.
Ольга Осиповна подходит к ней.
- Я, Виноградова Ольга Осиповна – профессор, заведую кафедрой хирургии института – протягивает маме руку: – Как Вас величать?
Смущенная, она, протягивает свою:
- Фёкла Никифоровна.
- Фёкла Никифоровна, Вы очень хороший родитель. Смогли спасти своего сына. Он у Вас единственный?
Она отрицательно машет головой.
- Шестеро – и все сыновья. Двое выросли… остальные в Саранске с отцом.
«Понимаю, мама запнулась, вспомнив о тюремном сроке брата. Но разве это скажешь, уважаемым докторам?».
Профессор, не отпуская маминой руки, восклицает:
- Какая молодец! Вы, необыкновенная мама. Саша видимо младший?
- Нет, он четвертый. А младшему Сереже, на днях будет десять. Дома как-нибудь без меня справятся. Здесь я нужней.
Отпустив наконец мамину кисть, Ольга Осиповна говорит снова тоном руководителя:
- Завтра вашему сыну, предстоит серьезная операция. Вы действительно очень необходимы, именно здесь.
Врачи ушли. Продолжаю лежать в постели, мама сидит рядом:
- Завтра тебе Александр Анатольевич, даст Бог, зашьет живот и наши мучения закончатся.
- Наконец-то. Не пойму, что мешало это сделать врачам в Саранске?
- Не знаю. Наверное не умеют лечить таких больных как ты. А какое, здесь к нам отношение! Сама профессор института мне руку жала, а в Саранске, никто даже по имени отчеству не назвал…
8 октября 1969 год.
Тревожный сон, прервался прикосновением маминой руки.
- Вставай, сыночек. Нужно привести в порядок рану. Ванну уже заполнила.
Важный день настал, но радости не испытываю, не отпускает охватившее после сна волнение.
Лежу в теплой воде, мою губкой кожу живота и мысленно прощаюсь с опостылевшей раной – не получается, видимо сроднился…
Девять часов. Василий Семенович в сопровождении Тани черненькой, вталкивают в палату каталку. Встаю им навстречу.
- Здравствуйте, может я сам пойду?
Таня машет руками.
- Да меня, за это с работы уволят. Саша, ложись на каталку, тебя ждут в операционной – смотрит на растерянную маму: - Тетя Феня, все будет хорошо. Обратно привезем вашего сына, уже с нормальным животом.
Василий Семенович, согласно трясет головой.
- У Александра Анатольевича, «золотые руки». Саша будет еще офицером, как и я.
Мама обнимает, целует, затем, как обычно крестит.
- С Богом, сынок!
Укладываясь на каталку, командую:
- Поехали.
Длинный коридор заканчивается, лифт поднимает нас на четвертый этаж.
В ШЕСТОЙ раз передо мной раскрывается дверь в операционную, но теперь в Москве. Каталка движется в проем, мама остается ждать.
Чистая и светлая операционная заполнена медперсоналом, облаченных с головы до ног в темно-зеленые одежды. В полной тишине, при помощи Тани и Василия Семеновича, осторожно переползаю на операционный стол. Они вместе с каталкой покидают помещение.
Подошедшая девушка в зеленом, молча с первой попытки, вводит иглу в вену и подключают капельницу к моей руке. Она же, в капельницу ниже зажима, шприцем делает инъекцию – язык, конечности и все тело обездвижены. Рефлектор над головой, отдаляется, уменьшаясь в размерах. Слышу отдельные слова, подошедших к столу хирургов. Глаза закрылись…