Открылись – лежу в своей палате. Надо мной заплаканное, счастливое лицо матери.
С трудом размыкаю слипшиеся губы:
- Операцию не сделали?!
Она растерянна и удивлена.
- Да как же, сынок, не сделали? Сделали! У тебя больше нет раны. Живот зашит!
- Когда?
- Да что с тобой, сынок? Операция продолжалась шесть часов и в палате лежишь больше часа.
Недоверчиво смотрю на маму.
- Подними голову.
Подложив свою ладонь под мою голову, она медленно поднимает ее, второй рукой, осторожно убирает с живота покрывало.
Вместо зияющей раны, вижу полоску приклеенного многослойного бинта и натянутую до блеска кожу. Живот стянут толстыми капроновыми нитками, пропущенных через шесть крепких пластин – по три с каждой стороны.
Голова опускается на подушку. Глаза мамы светятся счастьем, а мне не верится: «Может это просто снится?».
Возле носа шипит шланг от кислородного баллона. В руку капает густая темная кровь. Тошнотворное состояние. Почему-то радости нет…
Вечер. Рядом Александр Анатольевич с Татьяной Александровной. Мама у окна наблюдает за врачами. Заведующий, сидя на стуле, осматривает прооперированный им живот – лицо настороженное.
- Как самочувствие, Саша?
- Хорошее. Немного живот ноет и подташнивает
- Придется потерпеть. Между петлями кишечника надрезано большое количество спаек и ушито много свищей. Со временем боль в животе пройдет. А ты молодец! Не подвел нас. Под глубоким наркозом, выдержать такую длительную операцию, не всякому дано – обращается к лечащему врачу: - Татьяна Александровна, назначьте «Промедол» и пожалуйста, постоянно капайте жидкость – нужно уменьшить интоксикацию.
Она кивает.
-Хорошо. Александр Анатольевич, у Сашули плохие вены, придется делать на конечностях веносекцию.
- Делайте, и необходимо постоянно отсасывать застой в желудке. Помнится, у нас где-то, был самодельный отсос с банками – в данном случае, он кстати.
Молчавшая до этого мама, не выдерживает:
- Александр Анатольевич, Татьяна Александровна! Как мне Вас отблагодарить за спасение сына?
Татьяна Александровна смотрит на своего руководителя, а он не меняя выражения лица, серьезно отвечает:
- Фёкла Никифоровна, давайте подождем с благодарностями. Что наметили - все выполнили, но не знаем, как отреагирует на наше вмешательство кишечник.
Мама не понимает.
- Вы же, живот зашили!
- Зашили, и свищи ушили, но кишечник пока функционирует очень вяло. Когда активизируется перистальтика кишечника и возобновит свою работу весь пищеварительный тракт, вот тогда вместе отпразднуем победу.
Маму обнимает Татьяна Александровна.
- Тетя Феня, после такой серьезной операции, кишечнику необходимо время, для возобновления своей функции. Все надеемся на хороший результат – смотрит на меня: - Верно говорю, Сашуля?
Отвечаю:
- Да…
Санитар – дядя Вася, притащил похожую на этажерку деревянную конструкцию, и вместе с медсестрой, собрали трехбаночный отсос. Одна герметично закупоренная банка на нижней полке – из нее выведен длинный резиновый зонт. Вторая, также закупоренная заполненная водой, установлена на самом верху этажерки – из нижней части которой свисает трубка с зажимом – она направлена в третью бутыль, без крышки.
Вновь вошла в палату, Татьяна Александровна:
- Аппарат готов к работе?
- Готов, товарищ командир – рапортует, Василий Семенович.
- Сашуля, начнем удалять твой застой – улыбается врач и ловко вводит тонкий от банки зонд через мой нос в желудок, затем снимает зажим. Вода из верхней банки течет в нижнюю, а в соседний нижний сосуд, втягивается через зонд мутное грязно-зеленое содержимое желудка: – Тетя Феня, подайте воды – мама подносит ей кружку. Врач приподнимает мою голову: – Пей, Сашуля - провалившаяся через пищевод чистая вода вытекает в банку - мутной. После второй кружки пошла чистая, и на трубке вновь закрепляется зажим: - Как возникнет необходимость, снимите зажим, и желудок у Саши будет очищаться. Тетя Феня, Вам все понятно?
- Да, конечно, Татьяна Александровна! Это очень просто…
11 октября 1969 год.
Суббота - четвертый день после операции.
«Два дня в палату шли бесконечным потоком сотрудники института. Некоторые, знакомы по предыдущим посещениям, но в основном новые лица. Все трогали, натянутую как пергамент кожу и мяли живот. Обеспокоенная мама стояла рядом - вздыхала, но никому не перечила».
Живот не болит – три раза в день вводят «Промедол».Татьяна Александровна, вчера вынула зонд из желудка. Странную деревянную конструкцию вместе с банками, дядя Вася вынес. Глотаю понемногу бледный бульон с крошками из мясного фарша.
Урчащий кишечник распирает «корсет». Натянутые струны капроновых нитей режут кожу живота, оставляя кровянистые полосы и упорные пластины, которые медленно ползут по нему навстречу друг другу.
В палате со мной мама. Время ближе к обеду. Заходит Александр Анатольевич, в необычном для него хорошем настроении.
- Саша, принес тебе и твоей маме для аппетита немного кетовой икры – кладет на тумбочку тарелку с двумя бутербродами, поверх которого густо рассыпаны янтарные «горошины».
Раньше слышал о ней, но видел впервые. Удивленный выдыхаю.
- Спасибо!
Мама поражена не меньше.
- Вы, еще балуете нас!
- Меня угостили, и я решил поделиться с вами.
-Александр Анатольевич, скажите, нужны ли такие частые посещения врачей к Саше? Они давят на его живот, а кожа очень тонкая. – она приподнимает покрывало: - Видите, местами не выдерживает - режется нитками.
- Фёкла Никифоровна, поймите! Пустой кишечник постепенно заполнятся и за счет этого, увеличивается объем живота. Кожа у Саши молодая, разрезы заживут быстро. А то, что сотрудники интересуются, объяснимо. Поверьте, за более чем двадцать лет моей работы в институте, подобного случая не было. Ваша забота – встречаемся взглядом: - Сашин оптимизм и его природная живучесть, очень помогли нам – вновь обращается к маме: - Пока для волнения нет причин, все идет по намеченному графику…
13 октября 1969 год.
Понедельник.
Разбудили боли в левом подреберье. В палате темно, но за окном светает. Слышны голоса и шаги людей в коридоре. Вечерняя инъекция «Промедола» - не обезболивает. Предчувствую неладное, трогаю рукой живот. На ладони, что-то влажное и липкое. Наконец, осознаю – КАТАСТРОФА! Тело покрылось холодным потом. Рядом на соседней койке, спит мама: «Как смогу это сказать ей?»
Время идет, боли усиливаются – стараясь быть спокойным, шепчу:
- Мама, проснись! – тревога все же передается.
- Что сынок? – испуганная, она встает с постели.
Скрывать нет смысла.
- У нас БЕДА…
Включен свет, откинуто одело и укрывавшее шов пеленка – слева из боковых разрезов кожи живота и между верхними швами выделяется кишечное содержимое. Побледневшая мама, обессилено опускается на стул и тупо смотрит на извергающее «бедствие».