Внутри еще все позванивало. Адреналин социальных битв иногда, правда, очень редко, рождал во мне состояние схожее с игрой. Скучноваты они, мне эти социальные битвы. Очень уж выяснение отношений напоминают, также темпераментны, также бесконечны и также… бессмысленны.
― Я утверждала и продолжаю утверждать, что феминизм в России никогда не будет пользоваться широким влиянием. А за что, собственно, бороться? За право таскать рельсы, работать на самых неблагодарных и тяжелых работах? Дворники, уборщицы, санитарки, разнорабочие, им, что равные права нужны? Им нужно, чтобы за эту работу много платили и тогда ее захотят делать мужчины, а они за те же копейки и с меньшими затратами будут делать что-нибудь полегче. Или вообще дома с детьми посидят, если им этого захочется.
Чем там еще любят козырять? Сексизм ― страшное пугало, не относитесь к нам иначе, чем относитесь к вашим друзьям-мужчинам. Не уступайте место, не пропускайте вперед, не помогайте нести тяжелые сумки… Конечно, когда ездишь на машине и обедаешь в ресторане, это не актуально, но колесико-то спущенное на машине все-таки мужчину позовете менять. А месячные, «критические дни» куда денет? а рожать, кто будет?
Да, я предвижу обвинения в банальности, в «примитивизации подхода» к столь сложной попытке некоторых дам, за которыми чаще всего, тоже стоят мужчины, которые и посчитали, какую выгоду им весь этот шум принесет, доказать, что женщина такой же человек. Но жизнь по большей части, милые дамы, состоит из банальностей, из быта и повседневности, она такая, какая есть.
Я обращаюсь к вашему здравому смыслу. Общеизвестно, что попытки все время доказывать, что мы не хуже мужчин, что мы тоже люди, такие же люди, разве не свидетельствуют они о неуверенности и собственных сомнениях? Сильный и свободный человек занят своим делом, идет своим путем и, решая по дороге, возникающие проблемы, достигает поставленной цели или терпит поражения. Но и в том и в другом случае, он поздравляет себя с победой или винит себя в поражении. Себя, а не мир, людей и бога за то, что он так нелепо ошибся и привел нас в этот мир не в то время, не в том месте и не в том теле.
Я выдержала паузу и обвела глазами сидящих в зале. Около пятисот человек. Ни одного мужчины. Хорошо, очень хорошо, в большинстве своем, одетые, пахнущие дорогими духами, элегантные или богемно, очень продуманно, небрежные, только из рук массажистов, визажистов, парикмахеров ― эти дамы уже почти чувствовали себя оскорбленными в лучших чувствах. Напряжение нарастало. Эх, была, не была. И я продолжила.
― Если я не права, то почему большинство из здесь присутствующих так тщательно накрашены, так обдуманно одеты и так внимательно, оглядываются на других, сравнивая и примеряя: как я? не хуже остальных? достаточно ли хорошо выгляжу? А ведь это не собрание дам и девиц на выданье. Это встреча женщин, утверждающих, что все женские уловки их унижают, что им совершенно безразлично их положение на ярмарке, где женское и мужское тщеславие соревнуются в умении выгодно продать и выгодно купить.
Вот теперь я замолчала окончательно. Ну, сейчас они меня помидорами закидают. Я стояла на этой трибуне перед несколькими сотнями женщин, и чувствовала, как моя, между прочим тоже, тщательно подкрашенная, физиономия расплывается в совершенно шутовской усмешке, готовой в любую секунду перерасти в совершенно неприличный в данной ситуации хохот. Но, милостив Бог, кто-то в зале не выдержал первым. Напряжение ушло, смех смешался с аплодисментами и даже залихватским свистом.
Это не было победой, да собственно не шла я сюда побеждать. Меня пригласили выступить перед этим собранием благодаря моей недавно вышедшей книге, где я продолжала утверждать всю туже, такую ясную мне мысль: то, что нас создало, не могло ошибиться. Давайте лучше думать, зачем мы разные, почему живем на одной планете и складывать, складывать наши преимущества.
Журналистка, которая меня нашла и уговорила в этом всем поучаствовать, (милая, небольшого роста, гибкая, не без форм брюнетка, у которой хорошее воспитание нет-нет, да и просачивалось сквозь профессиональную беспардонность, в общем, совсем в моем вкусе девочка), без конца повторяла: «Ваше выступление внесет так необходимое напряжение в ход дискуссии» И неумело соблазняла: «Разве вам не важно, чтобы ваше мнение было услышано. Там будут представители прессы, телевидение».
Я долго молча слушала ее, не давая своим молчанием никаких зацепок. Наконец она смутилась, иссякла и замолчала. Черт побери, соблазнительная девочка, не хочется ее огорчать. Да почему бы и не поиграть в борца за идею. Кое в чем она права: реклама, известность, новые клиенты… Работа нужна всегда, да и люблю я это занятие ― работу. И власть над аудиторией люблю. Но без иллюзий. Завтра же они вернуться на круги своя, и будут барахтаться в этой мутной воде, подкармливая важность, свою и друг друга. Ну, как же борцы за права! Но послевкусие… Послевкусие у них останется.
Где-то опять зазвенели мои любимые колокольчики
В этом состоянии я не нуждалась ни в паузах, ни в настройке. Подошла к ближайшему столу, не видя, кто рядом, бросила на стол деньги. Мне везло. В таком состоянии всегда везет. Да и не везение это, это холодное знание Правда длится это состояние обычно не долго, но в тот раз мне хватило. Собирая выигрыш, увидела заискивающе молчаливый вопрос в глазах Геолога, мявшегося чуть в стороне.
― Возьмите, на удачу. ― и… пододвинула ему небольшую гору фишек.
― Жалеешь? Или неудачу отводишь? ― хриплый, властный голос и неясная, но реальная опасность и еще что-то ― неясный зов, пугающий и притягательный, как опасно-прекрасная глубина моря, как пропасть, внезапно возникшая в конце неизвестной дороги, и страшно, и голова кружится, и колени дрожат, а не отойти, что-то знакомое но, но давно не слышанное… страсть. Весь этот коктейль не просто заставил обернуться, а развернул меня к говорящему. Так, наверное, чувствует себя остановленная на лету стрела, внутри еще продолжается движение, но двигаться уже некуда, и оно разряжается вибрацией и внутренним звоном. Так почувствовала себя я в тот вечер, когда Иван впервые заговорил со мной, бесцеремонно убрав дистанцию между играющей, но всегда подчеркнуто строгой в поведении деловой женщиной и собой ― «авторитетом», загадочным, пугающим и опасным.
― Правильно делаешь. Я и сам такой. Фартит ― делись. От сумы, да от тюрьмы… ― глаз прищурил, улыбка почти добрая. И притягательное обаяние дикого зверя. Львов, тигров видели? Стра-ашно, а не отойти и взгляд не оторвать.
― Ты, я вижу, закончила, пошли, примем за знакомство и удачу. Об этом не беспокойся, ― кивнул на все еще лежавшие на столе, выигранные мной фишки, ― Они, ― небрежно в сторону своей охраны, ― сейчас все разменяют и принесут.
― Прошу, мадам, ― вдруг совершенно светским голосом закончил он, пропуская меня вперед под осторожные, косые, совершенно растерянные взгляды остальных игроков. Так, без единого моего слова, но с полного, абсолютного моего согласия началась эта дружба.
― Ну ладно, Ванечка, пойду я делом займусь, а то вон пит на меня с недоумением поглядывает, как начальник на нерадивого работника. Пришла давно, кофеек, коктейльчики — дармовые попиваю, а денежку-то в кассу не несу.
― Да брось ты, есть ему дело до нас, играем ― не играем.