Действительно, Беда Достопочтенный, знавший писания Гильдаса, в своем рассказе о борьбе с саксами выдвигает нового героя. Это король Нортумбрии Освальд, не раз наносивший поражения германцам. Он вряд ли мог послужить прообразом Артура и способствовать сложению мифа об этом короле.
Остановимся еще на нескольких произведениях, предшествовавших сочинениям Гальфрида, произведениях, которые он, скорее всего, хорошо знал.
Одно из них-это валлийский "роман" "Куллох и Олуэн" 63. Время его возникновения точно не установлено, но совершенно очевидно, что он предшествует книге Гальфрида.
Это произведение зафиксировано на стадии перехода от богатырской сказки к рыцарскому роману. Но по своей тематике, образному строю и стилистике оно все-таки ближе к сказке. Это типичный эпический рассказ о героическом сватовстве, о добывании невесты. Протагонист произведения ищет помощи и поддержки у Артура и его рыцарей. Посещение юношей королевского двора описано в духе эпических сказаний; здесь присутствуют мотивы инициациоиных испытаний, запретов и ограничений. Эпический колорит, наличие типично фольклорных тем и мотивов начиная с основного сюжета произведения- добывания невесты посредством преодоления заранее обусловленных препятствий и выполнения во многом стандартного набора заданий, а также повторы, стереотипные эпитеты, ретардации и т. п. — все это говорит о том, что "Куллох и Олуэн" является переходным произведением, в котором очень сильны элементы фольклора. Современный французский кельтолог Жан Маркс так отозвался об этом [220] произведении: "Эта сокровищница приключений, наполненная вызовами на поединок, странствиями, разыскиванием талисманов, узнаваниями, поисками заколдованных предметов, создает ту атмосферу, в которой благодаря литературным шедеврам, созданным поэтами-бриттами, несмотря на содержащиеся в их произведениях огромные лакуны, интерполяции, противоречия, можно отыскать ключ и источник чудесного, окрашивающий в неповторимые тона бретонские сюжеты" 64. Действительно, эта атмосфера пленительной феерии отразилась и в книге Гальфрида Монмутского, и еще в большей степени-в последующей артуровской традиции. Но здесь можно было бы отметить и другое. Наряду с архаизирующими мотивами (что роднит изображенный здесь двор Артура с двором Конхобара) и чертами племенного вождя, ощутимыми в образе Артура, последний предстает тут не просто отважным и опытным военачальником, но и мудрым, убеленным сединами королем.
Он совсем не таков в двух других произведениях, к которым мы сейчас перейдем.
Первое-это анонимные "Анналы Камбрии" ("Annales Cambriae"), созданные, видимо, в конце Х в. и иногда включаемые в отдельные списки "Истории бриттов" Ненния (после гл. 66). Здесь дважды упоминается Артур. Под 516 г. рассказывается: "Битва при Бадоне, во время которой Артур носил на своих плечах крест господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи, и бритты были победителями" 65. Под 537 г. сказано: "Битва при Камлане, во время которой Артур и Медрауд убили друг друга, и мор наступил в Британии и Ирландии" 66. Хотя здесь появляется важный [221] для дальнейшей артуровской традиции, в том числе и для Гальфрида, мотив вражды Артура с Модредом, ни личность Артура, ни ее трактовка автором "Анналов" остается неясной.
Иначе рассказывает об Артуре Ненний, писавший, видимо, в конце VIII в. Но в его хаотическом, многослойном произведении, в котором можно обнаружить не только следы разновременных интерполяций, но и почти механическое соединение разных в жанровом и хронологическом отношении частей, Артур остается прежде всего военным вождем. Он наделяется двенадцатью славными подвигами (как античный Геракл), самый замечательный из которых-сражение на Горе Бадоне. Но тут вот что следует отметить. Реальный Артур явно не мог совершить всех тех подвигов, о которых говорит Ненний. Географическая и временная локализация этих двенадцати сражений исключает это. Артур, первоначально вождь северных кельтов, мог быть причастен лишь к некоторым из них. Когда саксонские отряды устремились в Северный Уэльс и Шотландию, встала задача объединения кельтских племен для совместного отпора завоевателям. Исторический Артур, конечно, мог предпринять попытку возглавить такие объединенные силы кельтов 67, что, однако, вряд ли ему в полной мере удалось. Но это совершилось на уровне творимой о нем легенды, которая, нося компенсаторный характер, неизбежно должна была возникнуть. Возникнуть именно тогда, когда в ней появилась необходимость. Как писал Э. Фараль, "Артур, вождь северных бриттов, герой локальных сражений, приобретает в тексте "артурианы", в том виде, в каком она дошла до нас, черты героя, чьи подвиги распространяются на всю Британию и в котором последующие поколения призваны прославлять наиболее крупного государя британской национальной истории" 68.
Ненний поведал и о далеких предшественниках Артура начиная с легендарного Брита (Брута), потомка Энея. Почва для рассказа о правителях Британии и для создания образа Артура, короля бриттов, а затем и императора Запада, была подготовлена. Гальфрид Монмутский мог писать свою "Историю". Он не во всем следовал за Неннием, привлекая и другие источники, так как был усидчив, учен, талантлив и обладал изобретательной фантазией. Но Ненний послужил ему надежной канвой. Не была ли рукопись Ненния как раз той "стариннейшей валлийской книгой", которую архидьякон Оксфордский Вальтер и передал однажды своему другу и сотруднику, попросив переделать ее на новый лад?
5
Судьба сочинений Гальфрида, и прежде всего его главной книги, его "Истории", двояка. С одной стороны, ворчливое порицание подлинных "историков", обвинения в недостоверности, в выдумках и натяжках, с другой-колоссальная популярность, выразившаяся не только в нескончаемом потоке списков и копий, но и в обработках, пересказах, подражаниях, [222] наконец в возникновении устойчивой артуровской традиции, столь щедро обогатившей европейскую средневековую словесность.
Мы вряд ли должны объяснять этот беспримерный успех одними литературными достоинствами книги Гальфрида Монмутского, хотя и о них забывать не стоит. Читателей (а следовательно и писателей) Средневековья увлекло далеко не все из того, о чем поведал Гальфрид. Ведь из всего псевдоисторического повествования нашего автора повышенный интерес вызвала лишь его артуровская часть. Все, что ей предшествовало и за ней следовало, уже у самого Гальфрида во многом воспринималось как необходимое дополнение к "основному", т. е. к "артуриане". Последователи Гальфрида Монмутского продолжили разработку именно этой "основной" части его книги, остальное же либо попросту отбрасывая, либо пересказывая бегло и незаинтересованно, либо же решительно переосмысляя.
Как уже говорилось, Гальфрид короля Артура не придумал. Он лишь привел в систему то, что нашел в смутных и скупых упоминаниях предшественников (главным образом у Ненния) и, видимо, в устных легендах. Широкое хождение таких легенд как на Британских островах, так и на континенте, в смешанной франко-кельтской среде в немалой мере обеспечило благожелательный прием сочинений Гальфрида. Но существовали также вполне определенные политические круги, в которых артуровские легенды были встречены с особенным энтузиазмом. Мы имеем в виду молодую династию Плантагенетов, имевшую прочные корни в Нормандии и Бретани. Для представителей этой династии, и прежде всего для короля Генриха II (чьей женой была знаменитая Альенора Аквитанская69, страстная поклонница куртуазной лирики трубадуров и покровительница литературы), артуровские легенды обладали большой притягательной силой. Ведь они рассказывали о досаксонских властителях Британии, якобы генетически связанных с родом римских императоров. Поэтому-то Генрих проявлял повышенный интерес к личности короля Артура, дал это имя одному из своих внуков (который, став герцогом Бретонским, пытался подчинить себе континентальные владения Плантагенетов, вступив в соперничество с Ричардом Львиное Сердце) и способствовал появлению стихотворного романа-хроники Васа "Брут" 70 (1155). Вас довольно точно пересказал в стихах книгу Гальфрида, но существенно изменил трактовку образа центрального персонажа. Уже у Васа этот король приобретает черты убеленного сединами мудрого правителя, становится символом подлинной рыцарственности и благородства, как они понимались во второй половине XII столетия. Появляется у Васа и идея Круглого Стола, за которым собираются самые прославленные и достойные члены рыцарского братства, причем путь в их круг не заказан никому, если он доблестен и благороден. Следом за Васом за разработку артуровских сюжетов принялся замечательный французский [223] поэт Кретьен де Труа 71, который, однако, не создал подробного последовательного рассказа об артуровском королевстве, а написал пять романов не столько о самом Артуре, сколько о прославленных его рыцарях-Эреке, Ивейне, Ланселоте, Гавейне, Персевале и др.
63
См. о нем: Mac Сапа Р. The Mabinogi. Cardiff, 1977, p. 62–77; Markale J. L'epoрeе celtique en Bretagne, p. 137–151; Foster I. L. Culhwch and Olwen and Rhonabwy's dream.-In: Arthurian literature in the Middle Ages, p. 31–43; Loomis R. S. The Development of Arthurian Romance. N. Y., 1970, p. 24–27; Cavendish R. Op. cit., p. 17–21.
65
Faral E. Op. cit., t. 3, p. 45; "Bellum Badonis in quo Arthur portavit crucem Domini nostri Jhesu Christi tribus diebus et tribus noctibus in humeros suos et Brittones victores ruerunt".
66
Ibid.: "Gueith Camlann, in qua Arthur et Medraut coruerunt, [это слово проверить по тексту] et niortalitas in Brittannia et in Hibernia fuit".
69
См. о ней: Lejeune R. Role litteraire d'Alienor d'Aquitaine et de sa famille.-Cultura neolatina, t. 14, 1954, p. 5–57; Markale J. La vie, la legende, 1'influence d'Alienor contesse de Poitou, duchesse d'Aquitaine, reine de France, puts d'Angleterre, Dame des troubadours et des bardes bretons. P., 1979
71
Литература о нем огромна, поэтому укажем лишь две основные работы: Cohen С. Un grand romancier d'arnour et d'aventure au XII siecle, Chretien de Troyes et son oeuvre. P., 1931; Frappier J. Chretien de Troyes, l'homme et l'oeuvre. P., 1968.