Пейте, ангелы, коньяк!
Все на месте, все за делом
И покуда мы здоровы,
Будем бойко торговать!
А коль к нам ханжи суровы,
Нам на это наплевать!
Да, если говорить о главном тусовочном признаке (цинизм у панков, пацифизм у хиппи, слезливость у эмо), то для «собачников» это был артистический талант. Они все были талантливыми.
Но все-таки нужны были деньги. Один «собачник» - Василий Каменский, редактор «Первого журнала русских футуристов» и сам поэт, - так описывает хлопоты Пронина:
- Дайте номер такой-то - говорит Пронин. - Маришка, ты? Давай привези! Две дюжины ножей и вилок. Сегодня футуристы! Скорей. Что за черт! Маришка, ты? Нет? А кто? Анна Ивановна? Кто вы такая? Ну, все равно. Есть у вас, Анна Ивановна, ножи и вилки? Давайте, везите в „Бродячую собаку“. Сегодня - футуристы! Что? Ничего не понимаете? Не надо. До свиданья, Анна Ивановна. Дайте номер… - говорит Пронин. - Кто? Валентина Ходасевич? Прекрасная женщина, приезжайте с супругом Андреем Романычем в „Собаку“ к футуристам. Да. Будут: Григорьевы, Судейкины, Цибульские, Прокофьевы, Шаляпины и вообще масса бурлюков. До свидания. Дайте номер….
Тонкий ручеек «фармацевтов» через полгода после открытия кабаре становится шире. Ужасно ведь интересно наблюдать артистическую богему в ее, так сказать, естественной среде. И хотя от стихов Маяковского дамы в буквальном смысле падают в обморок, «фармацевты» все равно валом валят в «Бродячую собаку», только пустите. К 1914 году выручка выросла так, что Пронин начал подумывать о расширении бизнеса. Хотел сделать что-то впридачу к «Собаке», а ее саму вернуть в состояние интимного клуба: многие «собачники» покинули подвал именно из-за наплыва «фармацевтов». Но впрочем, для многих других «фармацевты» были как необходимый стимул для продолжения той непрерывной комедии дель арте, которая ежеминутно разыгрывалась в «Бродячей собаке» всеми и каждым.
"Пантомимы и картины исполняем без причины..."
В конце 1911 года Гумилев окончательно рассорился с Вячеславом Ивановым и перестал бывать "на башне", где с 1905 года по средам цвет петербургской мысли цвёл так буйно, что по городу ходили слухи самые ужасные.
В действительности было примерно так, как записал, планируя, у себя в дневнике Вячеслав Иванович:
Каждая вечеря должна заранее обдумываться и протекать по сообща выработанной программе. Свободное общение друзей периодически прерываться исполнением очередных нумеров этой программы, обращающих внимание всех к общине в целом. Этими нумерами будут стихи, песня, музыка, танец, сказки и произнесение изречений, могущих служить и тезисами для прений; а также некоторые коллективные действия, изобретение которых будет составлять также обязанность устроителя вечера….
Мережковский, Судейкин, Брюсов, Маковский, Блок, Городецкий, Добужинский, Мандельштам, Ахматова, Бердяев, Белый, Мейерхольд и еще десятки имен могут с полным основанием значиться на мемориальной таблице под словами "Здесь в период с 1905 по 1912 годы регулярно бывали...". Михаил Кузмин вообще месяцами жил у Иванова. Вот он в 1908 году сидит на крыше "башни":
Кузмин на крыше башни
А вот приблизительно такое общество собиралось "на башне". Вооон они, Гумилев и Ахматова, в верхнем ряду стоят между дурачащейся дамой и усатым барином. Фото 1913 г.:
общество
Однако в 1911 году собрания у Иванова уже не были такими зажигательными. Никто больше не наряжался в "хитоны" и "пеплумы". Общество постепенно увядало. На этой минорной ноте Гумилев отпал от Иванова, от символизма, от мифологизации искусства, от журнала "Аполлон". Примахались ему тирсы. И решил он издавать свой собственный журнал - "Черное и белое". В феврале 1912 года вышел первый номер, а в марте - последний.
В первом номере поведали о "Бродячей собаке":
Приют находился в подвале на Михайловской площади, 5. Это артистическое кабаре “Бродячая собака”. Там, на заднем дворе он (бродяга-поэт) скользит по ступенькам и сходит вниз, в неприглядный с виду подвал, где на дверях предупредительно начертано бесхитростное слово “ТУТ”. Он подвергается строгому контролю и только по удостоверению того, что он действительно подобен псу бродячему, он пропускается внутрь. И приблудший, спеша расписаться у дверей в книге полсаженным пером, безрассудно ввергает свое бытие в поток художественного веселья. Проголодавшись (подобно бродячему псу), он устремляется в буфет, где за ничтожную сумму полу- чает всякую снедь и питье, и сам сварив себе сосиски на плите, находящейся тут же под рукою, усевшись на плетеную табуретку, за маленький столик, временно отдыхает, слушая оратора с трибуны, находящейся под сводом, или хохоча над экспромтными выступлениями с эстрады своих же товарищей “бродячих собак”. Таков подвал “Бродячей собаки” – ответвление интимного театра. Во главе этого милого учреждения стоит группа талантливых молодых артистов, писателей, художников. И Подвал этот является необходимым приютом Истинно художественного Петербурга.