Так и вышло. Тысячи ангонов собрали свою кровавую жатву, как и всегда. Лангобарды отбросили в сторону разбитые дротиками и францисками щиты и встретили наступающего врага длинными копьями и топорами. Мечи у пехотинцев встречались очень редко. Дорогая вещь, как ни крути. Лангобарды тоже умели бросать дротики, и через головы первых рядов тоже хлынул смертоносный стальной дождь. Франки увязли в битве, тесня неповоротливый строй врага. Но Аутари ждал. Его козырем была конница. Именно ей были сильны лангобарды, в отличие от франков, что были великолепными пешими бойцами. Каждый знатный воин-лангобард был именно конным бойцом, закованным в чешуйчатый панцирь, одетый в богатый шлем с плюмажем и имеющий стальные поножи. Длинным копьем такой воин управлялся виртуозно, умея и колоть, и резать массивным острым наконечником. Пять сотен тяжелых кавалеристов могли втоптать в землю многократно превосходящее войско, и именно всадники решили исход этой битвы.
Аутари все еще ждал. Франки потеряли строй, навалившись на его бойцов, что не уступали им числом. Пора! Конница опустила копья и хлынула лавой, рассыпавшись по полю, и ударила франков в левый фланг. Она сокрушила пехоту, которая просто побежала, бросая щиты и оружие. Следом дрогнул и центр, где бились франки, самые стойкие из вражеского войска. И вскоре тысячи бойцов, что казались только что неодолимой силой, превратились в беспорядочно мечущееся стадо, спасающее жизни. Конные лангобарды, по большей части, уже лишились копий. Те застряли в телах убитых, или были изрублены отчаянно сопротивляющимися пехотинцами. Всадники потянули из ножен длинные римские спаты и начали добивать бегущих. Немногочисленная кавалерия франков достойного сопротивления оказать не смогла, и тоже развернула коней. Побежденных северян войско лангобардов преследовало до тех пор, пока ночь не опустилась на землю. И выжили из них очень немногие.
Из многоводной людской реки, что перелилась через Альпы, назад тек жалкий ручеек. Беглецы продавали добычу, что смогли сохранить, и оружие для того, чтобы просто купить себе еду. Они теперь не воины, они жалкие бродяги, и жители южной Алемании, куда пришли остатки армии, смотрели на бедолаг с жалостью и презрением. Ничего другого воин, лишившийся оружия, в то время заслужить не мог. Никогда до сих пор войско короля франков не подвергалось подобному разгрому. Никогда длинноволосые короли не испытывали такого позора. Великие полководцы Хлодвиг, Хлотарь и Сигиберт пренебрежительно взирали с небес на своего никчемного потомка, управляемого властной и умной матерью. Ведь пока его воины умирали за римское золото, он предавался забавам с наложницами и ловил рыбу. На большее он был не способен.
***
В то же время. Вилла Водрей. Нейстрия.
- На, получи! – Фредегонда хлестала по щекам дочь, которая отвечала ей полной взаимностью. Две самые могущественные женщины в этих землях колотили друг друга, словно две торговки, не поделившие мужика. Обе госпожи стоили друг друга, и в свирепости не уступали никому, а потому слуги разбежались, чтобы не попасть под горячую руку. Иногда они испуганно выглядывали из-за двери, потому что любопытство все-таки перевешивало. Впрочем, удивить этим можно было только того, кто на королевской вилле был первый раз. Скандалы и потасовки между матерью и дочерью не утихали. Ригунта вела настолько скандальный образ жизни, насколько это вообще было возможно. Казалось, не было никого вокруг, с кем бы она ни переспала. Позор, свалившийся на голову Фредегонды, был просто невероятным. Она безукоризненно блюла свое вдовство, и никто не мог упрекнуть ее в связях с мужчинами. Но дочь! Дочь рушила все, что пыталась выстроить королева в том жалком огрызке, что оставил ей Гунтрамн. Эта дура даже не смогла понять, что все они живы лишь по воле этого старого богомольного интригана, и жила так, словно завтра настанет конец света.
На шум прибежали графы Ансовальд и Ландерих, лишь они не боялись вмешиваться в женскую драку. Они растащили королев в стороны и подождали, когда те успокоятся. Те дышали тяжело, и с ненавистью смотрели друг на друга.
- Шлюха! – выпалила мать в сердцах.
- Служанка проклятая! Тебе место на кухне, воду таскать! – ответила ей дочь. Впрочем, это было сказано больше по привычке. Они уже успокоились, и восемнадцатилетняя Ригунта, гордо фыркнув, удалилась в свои покои непобежденной. Она была счастлива, настроение у ненавистной мамаши испорчено надолго.