3– Поэт Венанций Фортунат стал епископом Пуатье.
4 - Эльзас уже тогда стал так называться, по реке Иль, что там протекает.
Глава 40
Год 6103 от Сотворения Мира (декабрь 595 от Р.Х.). Мец. Австразия.
Герцоги поднимали кубок за кубком в честь победоносного короля Хильдеберта. Последний поход на север, устроенный франками, закончился оглушительной победой. Германское племя варнов, восставшее против владычества Меровингов, было вырезано почти под корень. Там не оставили никого, кто был бы ростом выше меча. Воины получили добычу, а король получил славу вождя. Все, как и положено по древним обычаям германцев.
Сам Хильдеберт, из оружия предпочитавший рыболовную сеть, милостиво кивал головой и раздавал подарки. Он был на пике своего могущества. Бретонов смирили еще одним походом, варнов истребили, а в вечно беспокойной Баварии посадили послушного герцога Тассилона. Воинственные баварцы вторглись в земли вендов и разгромили их, приведя с собой огромное количество скота и рабов. Далекий родственник в Нейстрии не высовывается из своих лесов, и скоро узнает силу победоносного короля. Поход на запад не за горами. Все франки должны жить в едином королевстве, как в благословенные времена великого Хлодвига.
На исходе шестого века королевство франков еще бережно хранило робкий огонек культуры, который тлел в мрачной темноте наступающего средневековья. Еще работали юристы, знающие римское право, еще писал свои тяжеловесные вирши Венанций Фортунат, еще приходили корабли в порт Марселя, привозя туда каждые пять-шесть лет какую-нибудь заразу, от которой тысячами умирал потом народ на побережье. В целом страна понемногу оправлялась от той непрерывной резни, что шла в Галлии со времен соперничества королей Сигиберта и Хильперика. Даже Аквитания, разоренная этими войнами дотла, цвела и наслаждалась мирным временем, почти забытым в этой истерзанной войнами земле.
По настоянию королевы Брунгильды графы провели новую перепись, и с многих обезлюдевших областей были сняты тяжкие подати. Ибо платить их там было некому. Но, несмотря на установившийся мир, казна была в самом плачевном состоянии. Торговля и ремесла угасали, как угасало денежное обращение. Налоги все чаще платились зерном, а куриалы(1), которые отвечали по старинным римским законам своим имуществом за их сбор, стонали от безысходности. Кое-где земли и вовсе лежали пустыми. Старый мир потихоньку умирал, но Меровинги по-прежнему платили золотом своим дружинам, все сильнее опустошая скудеющую с каждым годом казну. Ведь раньше короли награждали воинов из захваченной добычи, а ее в последние годы было очень и очень мало. Ну что возьмешь у нищих бретонцев или варнов? Скоро короли начнут раздавать земли вместо золота, и превратятся в полное ничтожество, покорные своей собственной знати. До этого момента остается всего полсотни лет. А пока король Хильдеберт выслушивал славословия, с удовольствием отхлебывая из золотого кубка, который наполнялся стоявшим за спиной слугой. Его жена сидела рядом, и на ее лице, обычно непроницаемом, было написана растерянность. Файлевба плохо себя чувствовала. В животе начались непонятные рези, и ей все тяжелее было сохранять невозмутимый вид, глядя на шумное застолье, где в луженые глотки герцогов водопадом лились меды и настойки. Ей, много лет прожившей при утонченном дворе королевы Брунгильды, были глубоко противны эти грубые бородатые мужланы, рвущие руками цыплят, и вытирающие жирные руки о волосы или кожаные чулки. Ей претило их неуемное пьянство, бахвальство и грубость. Обычно она стоически терпела такие застолья, считая их частью того долга, что исполняет королева, но не сегодня.
- Мой король, я должна уйти, - шепнула она изрядно пьяному мужу. А когда тот непонимающе посмотрел на нее, добавила. – Мне совсем плохо, рези в животе. Прилечь хочу.
- Ну, иди, раз такое дело, - легкомысленно махнул рукой Хильдеберт, краем сознания отмечая, что и ему тоже нездоровится. Но для короля уйти с пира в честь победы немыслимо, это будет воспринято как оскорбление.
Пир удался на славу, и слуги унесли короля в его покои на руках, потому что сам он идти не мог. Наутро слуга, удивленный тем, что его величество не встал до полудня, заглянул к нему в спальню и обомлел. Король, которому едва минуло двадцать пять, был мертв. Остекленевший взгляд и тонкая струйка засохшей слюны не оставляли ни малейших сомнений в этом.
- Упился! – осенил себя крестом старый слуга. – Царствие ему небесное!
Новость со скоростью пожара понеслась по дворцу, поскакали гонцы в Суассон и Отён, к королеве матери. Но в то, что король выпил слишком много, больше никто не верил. Не могла же королева Файлевба упиться до смерти вместе с ним.